Клуб любителей диафильмов

Я еще раз внимательно осмотрел предметы. Должна была быть точка отсчета. Поколебавшись, я взял со стола «Кассу букв и слогов». Я открыл книжечку. На картоне были неровно наклеены квадратики с буквами: М ПРЖСК ЛТ.

Квадратики были разной величины, вырезаны с заусенцами. Я всмотрелся в буквы и прочитал: «Мое ПаРиЖСКое ЛеТо».

Если человек, только учась писать, составляет именно такое предложение, это что‑нибудь да значит. Я достал с полки телефонный справочник. Нашел в нем код Франции и код Парижа. Потом придвинул к себе блокнотик с записанным телефонным номером и снял трубку. В тот момент я руководствовался, скорее, наитием, хоть и основанном на предыдущей догадке. В трубке звучали длинные гудки, к телефону долго не подходили. Я уже было решил, что ничего не выйдет, но в трубке что‑то щелкнуло, и пожилой женский голос произнес: «Але! Але! Говорите, вас слушают». На линии были помехи. Казалось, о динамик бьются тысячи песчинок. Я изучал французский в университете, и с тех пор основательно его подзабыл. Мне было трудно подбирать слова и приходилось переспрашивать свою собеседницу.

— Да, Михаэль жил здесь, — говорила она, — он был моим мужем. Нет, у него другая фамилия, но это ни о чем не говорит. Никто кроме него самого и еще нескольких человек не знал его настоящую фамилию. Во время войны он участвовал в Сопротивлении, потом вступил в армию, стал офицером военной разведки. На самом деле, никто даже не знал, откуда он родом. Он прекрасно говорил по — французски, но чувствовался трудноопределимый акцент. Нет, с ним нельзя связаться. Михаэль погиб в 1957 году, в Алжире, при выполнении секретного задания. Тело найдено не было. Там что‑то произошло, ничего найдено не было. Раньше о нем нельзя было никому рассказывать, но потом, за давностью лет, стало можно. Ко мне приезжала съемочная группа, хотела снять о нем фильм, но из этого ничего не получилось — не осталось ни фотографий, ни документов, ни друзей, ничего. А вы кто, журналист?

— Знакомый, — ответил я. Потом я попрощался и повесил трубку.

* * *

… он любил это сочетание и даже, бывало, специально вспоминал о нем, когда нужно было собраться с мыслями: волнистые контуры оранжевых барханов и соприкасающиеся с ними разрозненные кубики белых домов с залегшими между ними глубокими тенями. Дважды в сутки, на закате и на восходе, солнце окрашивало известку стен в темно — розовый. Окна горели тем же цветом, очень ярко. В эти часы ему казалось, что он находится на огромном горящем корабле, на котором сейчас все раскалится и исчезнет. Но воздух, наоборот, начинал остывать. Становилось холодно. Белые домики едва виднелись в лунном свете и казались костями огромного вымершего животного. Михаэль поудобнее устроился среди бочек с известью — в деревне собирались ремонтировать мечеть. Предстояло провести здесь целую ночь. В деревне завелся снайпер. Вряд ли это был кто‑то из местных, ему бы уже об этом доложили. Как бы там ни было, за неделю они потеряли пятерых солдат. Михаэль облокотился на бочку и стал осматриваться, глядя сквозь стеклышко прицела ночного видения. Он не сразу обратил внимание на легкий свист, а потом было уже поздно. Михаэль не услышал звук взрыва. Он не то увидел, не то почувствовал, как его коснулась, проникая между клетками его тела, огромная — до самого неба, тугая, матово — белая волна. Он успел подумать: «Странно, что цвет может так ударить».

* * *

Пока что я проверил лишь один из возможных вариантов. Я еще раз осмотрел лежавшие на столе предметы. Мой взгляд упал на блокнот. Через несколько секунд я вскочил и заходил по комнате. «Почему я решил, что это — номер телефона? — говорил я сам себе, — ведь, это же дата. Дата! Год рождения, день и месяц». Теперь, когда я знал не только имя и фамилию, но и точную дату рождения, шансы найти Михаэля значительно увеличивались. Вопрос, где еще я мог ошибаться. Я снова открыл «Кассу букв и слогов». Я старался сконцентрироваться и отвлечься от предыдущего прочтения. Когда мне это, наконец, удалось, я прочитал: «Мое ПРаЖСКое ЛоТо».