Клуб любителей диафильмов (сборник)

Матти отряхнул руки, вернулся в фургон, завел мотор.

– Биотуалет, бак с водой и умывальник – за домом, – крикнул он мне из окна, – если что срочное звони, – он кивнул в сторону антенны. Приглядевшись, я увидел, что к ней приварена металлическая коробка с черной пластмассовой трубкой и черной же кнопкой, – твой телефон тут работать не будет, помехи. Ну все, пока! – Матти нажал на газ, и машина, выбив из-под колес облако пыли, скрылась из виду.

– Пока, – сказал я.

Я вернулся в сторожку, разобрал коробки. В комнате стоял металлический шкаф, я разложил в нем свои вещи. Постелил кровать. Потом я сел за стол. Я знал, что мне надо бы выйти на улицу, осмотреться. Я прежде толком и не бывал в пустыне, только по шоссе на автобусе проезжал, а сейчас я чувствовал, что у пустыни – одновременно – два направления. Где бы ты ни стоял, ты находишься в ее центре, она начинается под твоими ногами, устремляется из-под них во все стороны, раздвигает воздух, от песков до самого неба. Где-то на самом краю твоего поля зрения воздух становится разреженным и исчезает. Висевшие в нем песчинки теперь парят в пустоте. И ты тоже исчезаешь, разлетаешься во все стороны, становишься бескрайним. Но при этом, где бы ты ни стоял, эта же пустыня надвигается на тебя, к своему центру, который теперь – ты, обступает тебя, сжимает вокруг тебя воздух до тех пор, пока ты не станешь такой же песчинкой, как и все остальное в ней. Я посидел еще несколько минут, а потом вышел из сторожки и пошел от дороги, по которой мы приехали. Пройдя несколько шагов, я остановился. Я стоял на обрыве скалы, а внизу, насколько хватало зрения, до горизонта тянулись цепи песчаных гребней. Солнце пришло к западу; в его свете пески казались бордовыми. Я вернулся в сторожку. Зажег свет. Вечером я снова вышел. Мне хотелось посмотреть на звезды. Я слышал, что в пустыне их больше, и выглядят они иначе, не как в городе. Но небо снова затянуло облаками. Звезд видно не было. Вообще ничего не было видно. Потом я уснул. Мне снилось, что я в школе. Окна распахнуты, пахнет мокрыми тополями. Идет урок истории. «Сегодня я расскажу вам, как различать времена на слух, – говорит учительница, – вот это – бронзовый век». Она берет со стола колокольчик, начинает в него звонить. Звук становится все громче и гулче, колокольчик звучит, как огромный колокол, учительница улыбается и продолжает трясти колокольчик, легким движением пальцев. Я открыл глаза, вскочил с кровати, выбежал на улицу, прижал к щеке уже успевшую прогреться на утреннем солнце телефонную трубку.

– Привет, – раздался голос Матти, – как спалось?

– Хорошо, – сказал я.

Я вернул трубку на рычаг и, заметив скользящую по земле тень, поднял голову. В ярко-синем, без единого облака, небе медленно плыл матово-белый аэростат, похожий на безглазую рыбину. В тот день, и на следующий, больше ничего не произошло, а потом, ночью, пошел дождь. Я проснулся от раскатов грома. Комнату озаряли короткие белые всполохи. Я открыл было окно, но в лицо мне ударили брызги дождя, и я тут же его захлопнул. По телевизору сказали, что с запада пришел циклон, чуть ли ни самый мощный с начала измерений. Сказали, что он пробудет над нашим регионом не менее недели. Потом по экрану пошли полосы. Мне показалось, что лицо диктора стало удивленным. Полосы становились все шире, пока не заслонили все изображение.

Дождь лил целый день и всю следующую ночь. Когда, наконец, он перестал, я с трудом открыл дверь – к порогу намыло песок – и вышел из сторожки. Я сразу заметил, что с антенной что-то не так. Красные огоньки теперь мигали неравномерно. Их свет подрагивал, и казалось, что они вот-вот перегорят и погаснут. Кроме того, антенна теперь не гудела, а, скорее, трещала и пощелкивала. Проваливаясь в песчаное месиво, я подошел к телефонному аппарату, снял трубку, нажал на кнопку.

«Але, – послышался голос Матти, – але, кто это? Это ты?». В трубке что-то зашуршало, и голос Матти вдруг сделался другим, мультяшным, как будто он надышался гелия на какой-то идиотской вечеринке. Говорил он, при этом, очень быстро, все быстрее и быстрее, пока слова не слились в жужжание, и я ничего не мог разобрать.

– Ты что, издеваешься? – заорал я. В трубке опять что-то зашуршало, потом раздался щелчок и теперь уже детский голос спросил: «Это ты? А когда ты придешь? Куклы тебя давно уже ждут». От неожиданности я отодвинул трубку от уха, уставился на нее. В трубке, меж тем, снова зашуршало, и снова кто-то заговорил. На этот раз – старуха. Она просила принести ей капли, где мои капли? Потом я опять услышал щелчок, на этот раз – очень громкий, будто над ухом кто-то пальцами щелкнул, и четкий, хорошо поставленный женский голос произнес: «Передаем сигналы точного времени».