Клуб лжецов. Только обман поможет понять правду

Меня поместили в четвертый класс. В мой первый день в школе учительница один раз все же вышла к ученикам, чтобы меня всем представить. Помню, ее рука, которую она положила мне на плечо, пахла увлажняющим лосьоном «Джергенс».

В моей старой школе любой новичок моментально привлек бы к себе внимание хотя бы уже тем, что он приехал издалека. Дети из Техаса уже на первом уроке писали бы такому ребенку записки и собирались бы вокруг него во время перемены. Дети из Колорадо оказались не такими общительными. Я стояла рядом с учительницей, и на меня смотрели ничего не выражавшие лица учеников, похожие на пустые тарелки. После первого дня в школе только дежурный по классу, которым оказалась дочка директора – синеглазая девочка с короткой стрижкой блестящих медного цвета волос, знала, как меня зовут и откуда я приехала.

Если бы учеников четвертого класса любой школы в Техасе оставили без присмотра, они бы перевернули парты, исписали доску матерными словами и подожгли мусорные ведра. После этого они бы нашли козла отпущения и свалили бы на него всю вину. Представив меня классу, учительница ушла, даже не обернувшись. В этой школе даже самые тупые ученики не бедокурили, а смирно сидели большую часть дня за партами, словно им дали сильнейшее успокоительное. Лица детей были незапоминающимися и невнятными. Никто не разговаривал, потому что за разговоры наказывали. Вначале, чтобы не скучать, я начала читать папки по математике и литературе. Материал в папках был подобран довольно бессистемно и глупо, и ученики совершенно без проверок и тестов переходили от одной папки к другой. Даже те тесты, которые нужно было делать, ученик проверял сам. Дежурный просто выдавал ответы на вопросы на листе бумаги и красный карандаш для того, чтобы отмечать собственные ошибки. Насколько мне известно, никто из учителей даже не взглянул ни на одну из моих тестовых работ. Не было никакого смысла мухлевать, потому что все тесты были удивительно простыми, словно для первого класса. После прочтения одной папки надо было пройти тест, после чего ученику выдавали следующую папку, и так до бесконечности. Там были задачи о поездах, несущихся в Цинциннати со скоростью девяносто километров в час, и двенадцати початках кукурузы в каждой связке, которые продавал фермер Браун.

Наверное, учителям было сложно весь день сидеть в учительской, но я не помню, чтобы они часто выходили из этой комнаты. Однажды один из учеников поранил нос скрепкой, подошла дежурная, запрокинула ему голову назад и остановила кровь собственным носком. Меня попросили сбегать в учительскую и позвать преподавателя. Чтобы попасть в учительскую, нужно было по бетонной лестнице спуститься в бойлерную, похожую на место, в котором снимают фильмы ужасов. Я бы не удивилась, если около этой лестницы стояла бы девочка со свечой и говорила: «Не ходи туда». Котел в бойлерной потрескивал. В двери учительской было вставлено круглое непрозрачное стекло, словно в подводной лодке. Я взялась за медную дверную ручку и открыла дверь.

В учительской было сумеречно от сигаретного дыма. Учителя сидели ко мне спиной, и молнии на пастельного цвета платьях едва сдерживали их необъемные тела. Каждая женщина держала собственную пепельницу. В центре стола стояли остатки огромного шоколадного торта, напоминавшие поверхность мокрого футбольного поля, изрезанного следами автомобильных шин. Увидев меня, наша преподавательница встала и пошла со мной.

За первую неделю учебы в школе я прошла восемнадцать папок по чтению и литературе и двенадцать папок по математике. Это было новым школьным рекордом, который я поставила не столько от больших амбиций, сколько от скуки. О моем рекорде сообщили по громкоговорителю в школе после утренней линейки. Я ощутила некоторую гордость. Однако, оглянувшись по сторонам, я заметила, что многие закатывают глаза. Возможно, в этой школе были свои неписаные правила о том, что нельзя делать слишком громкие успехи в учебе, чтобы не поставить в невыгодное положение других учеников.

На перемене ко мне подошла шестиклассница, которую все за спиной называли Большой Бертой, и, сильно замахнувшись, ударила меня по лицу. Я видела ширину ее замаха, но из-за сюрреалистичности ситуации даже не пригнулась, чтобы избежать удара. Мне потребовалось несколько секунд на то, чтобы понять, что происходит. Я схватилась за щеку и почувствовала под ладонью жгучую боль. Очередь учеников около фонтанчика быстро перестроилась так, чтобы закрывать нас от глаз учителей.

Посередине огромного и круглого, как гигантский пирог, лица Большой Берты потерялись маленькие свинячьи глазки. Она объяснила, что ударила меня за то, что я своим поведением показала, какой дурой является ее младшая сестра. Я понятия не имела, кто ее сестра, но не собиралась упустить хороший шанс, который мне представился. Я сообщила Большой Берте, что всем и без моей помощи понятно, что ее сестра – полная дура, а сама Большая Берта – форменная корова.