Клуб лжецов. Только обман поможет понять правду

Потом, как мне кажется, я провела несколько часов в холодных залах центра получения подарков с железными полками до потолка. Там были столы для пинг-понга и такие глубокие надувные бассейны, что в них можно было тренировать плавание под водой. Однако через некоторое время чувство реальности взяло вверх. Я сказала себе, что ни один маленький ребенок в здравом уме никогда не отдаст настоящие деньги за подобный хлам. Я словно услышала голос отца, который часто говорил во время ТВ-рекламы: «Ну как же я дожил до пятидесяти лет без замечательного устройства Veg-O-Matic, которое дает мне возможность резать картошку на ломтики картофеля фри?! Ну как же мне в жизни не повезло и сколько интересного я пропустил…»

В конечном счете я купила отцу керамическую статую толстопузого монаха с лысиной, вокруг которой были приклеены коричневые и мягкие на ощупь волосы. В руке монаха была удочка с золоченой леской. Для матери я выбрала электрическую открывалку для консервных банок. Когда в «Баре черного кота» я подарила матери электрическую открывалку, она отнеслась к подарку с пьяной сентиментальностью. Мать смачно поцеловала меня в щеку, оставив на ней обильные следы помады, и передала подарок посетителям бара, чтобы они могли его оценить.

Статуэтку монаха завернули в газеты и отправили отцу. Моя жестянка из-под кофе вскоре совершенно случайно снова наполнилась «зелеными марками». Правда, на этот раз я уже отнеслась к находке без большой радости, потому что не знала, как их тратить.

В день, который показался нам последним днем лета, мы помогали мистеру МакБрайду и его ковбоям перегонять лошадей на зимнее пастбище. Тогда полиция перекрыла для движения машин не только главную, но и несколько второстепенных дорог.

Я не знаю, как получилось, что нам с Лишей разрешили поехать с ковбоями, потому что даже детей мистера МакБрайда, которые прекрасно ездили на лошадях, не привлекли для перегона лошадей. Ворота загона открыли, но сначала табун колебался и никуда не выходил. Но после того, как пересекли мост, животные побежали полным галопом. Если бы я упала, то меня затоптали бы в момент, еще до того, как заметили бы, что меня нет в седле.

Большая часть пути прошла не по асфальту, а по грунтовой дороге, поэтому пыль стояла страшная. Кругом были одни лошади – каштановые, буланые, пятнистые или серовато-коричневые. Они бежали ровными рядами, синхронно отталкиваясь копытами. Было так громко, что я не слышала собственных мыслей и онемела. Мы мчались так быстро, что я начала получать удовольствие от собственного страха. Лелея страх, я наклонилась поближе к шее лошади и понеслась вместе со всеми.

На следующий день пикап мистера МакБрайда подъехал к нашему дому. Сзади автомобиля был прицеплен трейлер, в котором находились наши лошади. Наверное, МакБрайд считал, что в наступающем учебном году мы с Лишей будем ездить в школу на лошадях.

Мама решила двигаться на запад, в горы. Красным фломастером она отметила на карте точку, обозначавшую поселение, в котором она купила бар. Когда пьющая мать покупает себе бар в городке, о котором ты в первый раз слышишь, сообщение об этом ты воспринимаешь в удивленном безмолвии.

По словам мамы, вложение в бар «Лонгхорн» мало чем отличается от того, когда ты прячешь деньги в носок и засовываешь их под матрас. Она сказала, что у Гектора в этом городке есть родственники. Если мы останемся в нашем доме, то нам с Лишей придется в шесть часов утра садиться на автобус, который будет отвозить нас в школу. «Вы же не будете в восторге от такой перспективы?» – спросила она.

Мы с Лишей упаковали одежду в круглые чемоданы с логотипами Барби. Из окна машины я смотрела, как наш дом удаляется и становится все меньше. Потом его заслонила осиновая роща, и машина поехала по горному серпантину.

Я сказала Лише, что мы никогда сюда не вернемся. Сестра ответила, что это последнее, что должно меня волновать. Она наклонила голову, словно чайка при сильном встречном ветре, и исподлобья смотрела на окружающий мир. Лиша втягивала подбородок и уходила в себя, чтобы собраться с силами и быть готовой к грядущим изменениям в нашей жизни. Меня тоже охватывали плохие предчувствия. Я поняла, что даже если отец сейчас и захочет нас найти, то не сможет этого сделать.

Мы ехали целый день. Всю дорогу мама разглагольствовала о том, как мелко и провинциально мы жили в Техасе, в котором существует музыка только кантри и зайдеко[50] и нет никаких других книг, кроме каталога «Сирс». По ее словам, пределом мечтаний женщины в Техасе могут быть только огромная морозильная камера, заполненная до отказа собственно нарезанной олениной, и виниловый пуфик, на который можно положить усталые ноги в конце дня. Мать настолько разошлась, что даже зачем-то выбросила в окно свой черный берет. Я оглянулась и увидела, что берет остался лежать на обочине, словно сбитое машиной животное.