— Попытайтесь вычленить лишь то, что выбивалось из привычного фона. Я понимаю, что вы давно привыкли к суете, которая происходит вокруг работы мужа, но мне сейчас как раз и нужно найти моменты, которые не вписываются в эту суету. Вполне возможно, происходило нечто такое, чему и вы, и ваш муж не придавали значения, но что повлияло на ход событий. Скажем, не происходило ли чего-то экстраординарного у вас дома, может быть, с вами или с дочерью?
— Вы называете это суетой? — усмехнулась Турецкая. — По-моему, когда звонят в три часа ночи, это не суета, а хамство.
— Но вы же сами говорите, что мужу свойственно задерживаться на работе в Генпрокуратуре, — возразил Гордеев.
— Он дома был, — возразила Турецкая. — Это не он звонил, а ему звонили! Наверняка какая-то женщина. Совсем стыд потерял.
— Ага. Когда это было?
Турецкая подумала и сказала:
— За сутки до того, как он… до всего этого кошмара.
— Значит, звонок был в ночь, когда Александр Борисович последний раз ночевал дома?
— Да…
— Звонили по городскому телефону или по мобильному?
— В том-то и дело, что по городскому. Меня это вообще взбесило. А зачем же тогда ему три мобильных?! Вы знаете, Юра, что у этого сумасшедшего — три мобильных телефона?!
— Знаю, — кивнул адвокат. — Один — для семьи, один — для Грязнова и Меркулова и еще один — для остального человечества, как он говорит.
— Вот именно — для остального человечества! Пижон несчастный.
— Так что там с этим ночным звонком?
— У нас есть правило: домашний телефон всегда на ночь отключается, просто чтобы никто ночью нас не дергал. На всякий случай один из мобильников он кладет в карман пижамы и включает вместо звонка режим вибрации. Извращенец, — не без нежности добавила Турецкая.
— Понятно. И что случилось в тот раз?
— Я же говорю, почему-то зазвонил домашний! Долго звонил. Я проснулась. Нинка проснулась. Наконец даже Александр пришел в себя и снял трубку.
— Но вы же сказали, что он был отключен, я не понимаю, как он мог звонить?
— Я сказала: обычно отключен. Но не в этот раз.
— Почему?
— Потому что его просто не выключили! — воскликнула Турецкая.
— Так, — умиротворяюще поднял руки адвокат. — Давайте успокоимся, сосредоточимся и все, не торопясь, вспомним. Хорошо?
— Ладно, ладно!
— Ирина, посмотрите на меня.
Она подняла голову, и тут только Гордеев увидел, что глаза женщины наполнены слезами. Надо отвлечь ее, заставить говорить и что-нибудь делать, подумал он.
— Ирина, сделайте еще кофе, пожалуйста.
Турецкая встала, и они снова перешли на кухню.
— Кто обычно отключает телефон?
— Я, конечно…
— Понятно.
— Но если Саша дома, то он, потому что он позже всех ложится.
— Ага! Но ведь он был дома?
— Вот именно, — подтвердила женщина. — А я о чем говорю?
— И он не выключил телефон?
— Выходит, так.
— Наверно, обычно он вообще забывал это сделать, верно? — сказал Гордеев, в глубине души надеясь на противоположный ответ.
— Я бы так не сказала.
— Хорошо. Можете припомнить подобные случаи?
Турецкая подумала.
— Ну хотя бы раз или два забывал?
— Пожалуй, нет…
— Значит ли это, что телефон им не был отключен намеренно?
— Вот уж не знаю. Вы юрист, сами делайте выводы.
— Хорошо. Тогда вернемся к звонку. Вы сказали, что проснулись все, прежде чем Александр Борисович подошел к телефону?
Турецкая покусала губы, задумалась.
— Ну так что же? — поторопил ее Гордеев.
— Не совсем так.
— Объясните.
— Я припоминаю, что мы лежали, телефон звонил, и я требовала, чтобы он взял трубку, а он все этого не делал.
— Почему? Что он говорил?
— Говорил… говорил, что, наверно, не туда попали и сейчас звонить перестанут и нечего вообще вставать.
— Но телефон звонил, верно?
— Нет, — вспомнила Турецкая. — Он действительно перестал. А потом опять начал. И опять перестал. И опять позвонил. И тогда Саша наконец подошел.
— Выходит, через два звонка на третий, — уточнил Гордеев.
— Вы думаете… это было так условлено? — сообразила Турецкая.
— Пока не знаю, но очень вероятно. Турецкий должен был телефон отключить, но этого не сделал. К первому звонку не подошел, хотя аппарат недалеко от постели, насколько я понимаю…
— Да.
— О чем был разговор, вы слышали? Или, может быть, он выходил в другую комнату?
— Нет, не выходил. Он же видел, что я не сплю. Только Саша вообще ничего, по-моему, не говорил. Он сказал «алло», потом что-то уточнил и положил трубку.
— Что именно уточнил, попытайтесь вспомнить.
— Кажется, время…
Турецкий уточнил время за сутки до истории в «Распутине», подумал Гордеев. Это что-нибудь да значит.
— И какое же время он назвал?
— Он ничего не назвал. Он переспросил: «Во сколько?» И все. Понимаете?
Гордеев кивнул. Это могло значить многое, а могло и не значить ничего. Его кофе давно остыл, но Юрий Петрович все рассеянно водил в нем ложечкой.
— Юра, — с сожалением сказала Турецкая, — я боюсь, вы придаете много значения этому пустяку. Может, Грязнов ему звонил, договаривался о какой-нибудь пьянке. Слава часто себе позволяет поздние звонки.
— Я проверю, — кивнул Гордеев.