Славка был попроще: алым, желтым, грязновато-зеленым и буровато-коричневым. И во время разговора он наливался дурной, некрасивой зеленью с коричневой переполосовкой. Злость? Обида? Ярость? Вот ярость – вряд ли. Или это дед не был в ярости? Наверное, так. Он же отстаивал свой дом и свою семью. А Славка просто требовал, всего и сразу. И ярился, не получая того, что хотел.
Жаль, что я не видела своей ауры. Но могу потренироваться еще. Надо.
Интересно, что у меня еще прорежется? С аурами все просто, стоит только вспомнить портреты, написанные Даниэлем. Он художник и видел душу человека. И отражал ее на портретах. А я пока до такого уровня не доросла. И вижу только ауру.
Маленькая еще.
Я распрощалась с дедом и вышла из кабинета. Валентин ждал меня в приемной.
– Подслушивал?
Оборотень даже и не подумал отнекиваться. Я поглядела на него тяжелым взглядом.
– Учти, вот если Мечислав узнает об этом разговоре, тогда ты точно огребешь по наглой рыжей морде. Ясно?
– Слушаюсь, Кудряшка!
Оборотень вытянулся в струнку и ел меня глазами с выражением дуболома на лице. За что и получил каблуком по ноге. То есть я-то попыталась его пнуть. Но наглое животное увернулось и, продолжая меня дразнить, вылетело за дверь.
Ох, поймаю я одного рыжего за хвост!
Поймать не удалось. Оборотень нырнул в машину и оттуда затянул самым дурашливым голосом:
– Ой ты гой еси, красна девица, пожалей ты зверушку убогую, на все лапы хромую…
– На всю голову больную, – я плюхнулась рядом на сиденье. – Поехали, отвезем этого придурка. И еще раз поговорим с Клавкой.
– О чем?
– Понимаешь, мне не дают покоя слова того убитого. Его предал кто-то, кому вампир доверял. У тебя ведь есть фотографии и имена?
– Конечно! Мечислав мне их отдал еще до рассвета.
– Вот и надо поговорить с Кларой. Кого она знает, кому они доверяли, что, как…
– Ясно. Поехали!
Клавка ждала нас, сидя на диване. Стоило Славке войти, как она сорвалась с места и повисла у него на шее.
– Как дела?! Что сказал твой дедушка?
– Послал братика к черту, – проинформировала я, устраиваясь в кресле и привычно сползая в транс. Уже привычно. Аура Клары мне резко не понравилась: красный, оранжевый, лимонно-зеленый, желтоватый, серый – неаппетитное такое месиво, вроде яичницы с луком и помидорами. Но это месиво и есть не хотелось. Кое-где встречались странные переливы. Знаете, как если что-то нарисуешь, а потом заштриховываешь сверху меловым карандашом, и получаются приглушенные тона. Например, таким затушеванным был рисунок на ауре оборотня.
– А вы этому рады,
– Мне это просто безразлично. Понимаешь, Клава…
– Клара!
– Да, и Клара тоже. Я помогаю вам потому, что так надо, так правильно. Но в то же время… Вы мне резко не нравитесь, оба. Если бы не моя общая кровь со Славкой, фиг бы я и пальцем пошевелила.
– Ничего не понимаю, – вздохнул Валентин. – Знаешь, Юля, иногда я гляжу на тебя и теряюсь. Вот кто ты? Какая ты? С одной стороны, эгоистичная и в чем-то легкомысленная девчонка. Стоит перевернуть страницу – и оттуда уже смотрит решительная стерва, которой и тысячу людей положить не проблема. А стоит перелистнуть еще один лист, прости за тавтологию, – и открывается слабая, нежная и неуверенная в себе женщина. А вот какая ты на самом деле?
– Обыкновенная, – пожала я плечами. – Ты фильм «Чародеи» смотрел? Абдулов, там, Гафт…
– Да. И?
– Ну вот. Алёну Санину помнишь? Каждая женщина становится такой, какой ее
– А что ты хочешь знать по делу?
– По делу – нам нужна была Клава.
– Клара!
– Прости, забыла.
На самом деле я ничего не забыла. Просто наблюдала, как меняет цвет аура раздраженной лисицы. Теперь это была скорее протухшая солянка. Ощущение складывалось именно такое. На братца и то смотреть было приятнее. Ничего не понимаю. Такое самопожертвование, такая судьба – и такая аура? Мне бы еще пару дюжин проглядеть. Перевожу взгляд на Валентина. Вполне симпатично: зеленый, голубой, светло-синий, темно-красный, желто-оранжевый. Зеленого с голубым мало, остальные цвета находятся примерно в равных пропорциях, разве что синего могло быть и побольше, и ничуть не пачкают друг друга. Очень эстетично. И даже серебряный узор здесь к месту. Кстати, у Клары он тоже яркий. Перевожу взгляд на брата – у того узор тусклее. Потому что недавно инициировался? Ох, мало материала для сравнения, мало…
– Валь, у нас фотографии с места происшествия есть? Покажи Кларе, пусть посмотрит. Авось кого опознает.
Что Валентин и сделал. Клара брезгливо переворачивала фотографии. И опять я ничего не понимала. Ее аура полыхала вспышками красного и желтого, а лицо было спокойным, даже чуть скучающим. Красный и желтый – сильные чувства. Так какой смысл показывать, что ты их не испытываешь?