– Да. Вы можете задержаться?
– Ведите.
Я решительно набрала номер оборотня. Мне надо хоть с кем-то поговорить об увиденном. Обязательно.
Оборотни в бешеный восторг не пришли, но спорить не стали. Рокин вежливо показал мне на коридор. Я свернула и оказалась перед небольшой дверью. ИПФовец постучал, дождался изнутри мягкого «Войдите», вежливым жестом пригласил меня внутрь. Я нервно хихикнула. Мне вдруг пришло в голову, что привычка пропускать даму вперед имеет под собой немного другую основу, и на заре времен женщин пропускали вперед в пещеру скорее на разведку: не затаился ли там хищный динозаврик? В пещерах ведь двери не предусмотрены, зайти может кто угодно. Пусть тогда хищник лучше жену слопает, а венец эволюции успеет унести ноги. Но поздоровалась я вежливо.
– Вечер добрый.
– И тебе здравствовать, дочь моя, – мягко произнес сидящий в кресле поп. Этот был симпатичнее: седенький, благообразный, с голубыми глазками и постным выражением. Обычно таким батюшкам говорят что-то вроде «Благослови, Владыко…». Аж самой захотелось.
Пропало желание после первого же взгляда на его ауру. Религиозность там и не ночевала. У Рокина и то ее больше было. А у попа в ауре не было ни малейшего оттенка белого или золотого. Так что нечего здесь соплёй растекаться. Не тот кадр, чтобы с ним откровенничать.
Мало того, общение с вампирами, а может, и память Даниэля заставили меня встряхнуться.
Почему я так считаю? А вот так вот. Есть причины.
Комната – обычный рабочий кабинет. Стол, кресло рядом с окном. У противоположной стены – еще два кресла и журнальный столик. Окно – большое. В углу – иконы. У другой стены – книжные полки. Какая-то литература, книги через одну с крестиками на корешках. То бишь на религиозные темы.
Кабинет хорош как рабочее место. Но сейчас мне видно, что это лишь декорация для спектакля. Поверить в искренность происходящего мешают несколько причин. Лезут в глаза, виляют хвостиками и корчат рожи, как те бесы из проповеди. Видимо, тоже требуют молитвы и поста.
Первое. Поп сидит в кресле, напротив него – еще одно кресло, даже на вид очень мягкое и удобное. Но я наметанным взглядом художницы понимаю: любой, кто сядет в него, окажется ниже попа чуть ли не на голову. В таком положении человек более уязвим. Да и не встанешь из креслица слишком просто. Придется опираться на подлокотники, поневоле будешь выглядеть смешно. И поймешь это. А где смущение, там дестабилизация. На выбитого из колеи человека проще надавить. Так вот.
Второе. Почему он сидит – здесь и так? Устал и присел поразмышлять о судьбах мира? Возможно.
Только вот место странное. Отсюда даже в окно не посмотришь – оно как раз за спиной у попа, и в него льется мягкий вечерний свет. Объяснять надо? Лицо попа – в тени, лицо любого собеседника – на виду. Ничего не скроешь, никакой эмоции. А кресло, стоящее за столом, не менее удобно, чем этот стул. И отодвинуть его можно. Не проблема. Вот чего его сюда отдыхать понесло? Неудобно же!
Третье. У попа в руках ничего не было – ни бумаг, ни четок… Сидите вы за столом, думаете о чем-то, потом, пребывая мыслями в горних высях, встали из-за стола, прошлись по комнате – и даже четки с собой не взяли? Вон, я их даже отсюда вижу. Лежат на краю стола, поблескивают янтарем. Ой, недешевенькая игрушка. Мне и отсюда видно, что янтарь натуральный, характерный такой…
Действительно нахалы. Хотя если бы они знали меня чуть получше, так убого бы площадку не готовили. Считают меня соплюхой и недооценивают? Похоже на то. Как бы мне теперь повести себя? Показать опасной? Нарвешься. Пусть лучше недооценивают. Современная дуреха, повернутая на поп-культуре, немного хамка, не слишком образованная, типичная внучка торгаша. Хотя если кто деда назовет торгашом… ой, не завидую я этому герою-камикадзе. В лучшем случае зубы станет собирать по кабинету. В худшем – собирать нахала будут в реанимации. Сыграть им, что ли, хамоватую студентку? А, можно.
Поверят ли?
Не знаю. Но пробовать надо. Лучше так, чем показать себя слишком умной.
– Хорошо, и вам не хворать.
Я без приглашения обошла комнату и уселась на стол, подвинув в сторону кучу несомненно важных бумаг. Парочка спланировала на пол. За ними с грохотом упали четки. Ой! Я не нарочно, правда-правда! Но вышло здорово. Поп оказался повернут ко мне спиной, Рокин соляным столбиком застыл у двери.
– Поговорим, падре?
– Дочь моя, вы неправильно употребляете это слово. У нас в России падре нету. Это слово обозначает католического священника…
Поп неторопливо встал из кресла и прошелся по комнате.
– Да, я знаю. Но и пудель, и бульдог, и дворняжка – это собаки. Как собаку ни назови, она кошкой не станет.
– Хорошо ли сравнивать святых отцов с собаками?
– Вы же сами себя с ними сравниваете. Как там… пастыри, да? Пастушьи собаки вокруг стада? Разве нет?
– Разумеется, нет.