Клыки Доброй Матери

— Я не забуду тебя, — сказала она. — Хороший мой, я никогда тебя не забуду! Я так не хочу прощаться… Но ничего, останется память, а это уже немало. Может быть, я увижу другие земли, и у меня будут дети, и я расскажу им о тебе.

— Я тоже тебя не забуду, — ответил он. — Будь счастлива.

И наконец она разомкнула руки, и он поднялся и сделал шаг назад, ещё и ещё, к своему народу. И он смотрел на неё — а город тускнел и дрожал, — он смотрел, и дальние дома исчезали, таяли сады; стали дымкой и растворились все из его народа, а потом потускнел и исчез он сам. Осталась только вершина, плоская и голая, а на ней живые и мертвецы.

Но синий город был где-то, и шестеро, братья и сёстры, обступили седьмого, который так долго не возвращался домой. Он смотрел не на них, а вдаль, хотя теперь там не было ни людей, ни горной вершины, лишь цветущая земля раскинулась во все стороны.

— Я никогда больше их не увижу, — сказал он с печалью. — Не узнаю, что с ними стало. Разве не такова ли и смерть?

— Ох, Сафир, — покачал головой Джива, его друг, его насмешливый брат. — Ох, брат мой. Ты слишком долго пробыл с младшими детьми. Идём, ты расскажешь мне всё!

И они пошли.

Глава 30. Эпилог

В пору дождей и туманов, когда она ещё не дошла до середины, Светлоликий Фарух, наместник Великого Гончара, отец Тёмных Долин и Цветных Песков, Жёлтого берега и Сердца Земель, вернулся домой. Задолго до того, как хмурым днём разнеслась тяжёлая поступь копыт и вереницы телег потянулись к городу, Фаникия встревожилась. Гонцы принесли вести, и город шумел.

Говорили, что двое, Брат и Сестра, вечно юные дети, вернулись к отцу. Вознеслись, перед тем раскрыв ещё предательство — и многие храмовники и советники, услышав о том, спешно покинули город.

Простой люд мог только гадать, что случилось, но и самые смелые предположения были далеки от того, что произошло в долинах Извечных гор — а те, кто были там, потом никому не сказали всей правды.

Там, на плоском холме, где людям явился и навсегда исчез Паи-Ардхи, синий город, стояли они, мужчины и женщины, союзники и враги, прекратившие битву. Им больше не за что было сражаться.

Снова пошёл тихий дождь. От тел раненых и павших, смешиваясь, текли алые ручьи. Псы нашли приют под шатром и зализывали раны.

— Так что же это было? — с болью в голосе спросил Йова. — Что же это? Нет ни богов, ни вечной жизни? Чему я служил? Чему я служил?..

— Не твоя вина, брат мой, — мягко сказала Марифа. — Все мы верили с рождения. Такую веру отринешь не вдруг.

— А, но ты-то всё поняла! Давай, говори, что ты оказалась умнее, ты ведь к этому клонишь!

Кто-то разбил ему лицо в бою. Из носа текла кровь, и голос звучал гнусаво. Йова утёрся — и рука была рассечена.

Марифа, опершись на копьё, покачала головой. Кровь пятнала теперь и её одежды.

— Разве я хоть когда-то хвалилась своим умом? Разве упрекнула тебя хоть словом?

— К чему слова? Довольно и того, что ты смотрела, вот так, будто я глупец — о, этот твой взгляд!.. Что мне делать теперь? Что мне делать?

— Ты всё ещё вождь, и люди идут за тобой…

— А, ты будто не понимаешь! Я был избран! Меня ждала вечная жизнь! Все эти земли должны были стать моими, моими, боги избрали меня!.. Я вождь? Ты смеёшься! После всего, что меня ждало…

И он, выхватив нож, попятился.

— Йова, брат мой! — вскричала Марифа, протягивая к нему руку. — Подожди, послушай меня!

— Что мне тебя слушать, женщина? — недобро спросил он. — Я говорил: вечность или смерть!

И раньше, чем кто-то успел остановить его, Йова, предводитель кочевников, вонзил нож себе в сердце, и, сделав последний шаг, без звука упал в туманную бездну. Его сестра стояла с протянутой рукой, с выражением боли на лице.

Наверное, Тари-вещунья знала, что этим кончится. И может быть, в те далёкие дни она выбрала Марифу своей преемницей не для того, чтобы давала советы — когда это Йова слушал советы? — а оттого, что только она одна и могла ему противостоять, хотя и любила его.

Марифа опустила руку и сказала совсем спокойно и немного устало:

— Нужно позаботиться о раненых.

Все они, кто ещё держался на ногах, обошли вершину, отделяя раненых от павших. В поклаже, принесённой женщинами, нашлись и холсты, и травы, чтобы унять кровь, и всё-таки многих следовало скорее доставить к целителям. Мужчины, самые крепкие — всё равно, кочевники, или воины Светлоликого, или чужаки с других берегов, — понесли раненых вниз, на коврах или на руках, чтобы скорее доставить в Пелай.

Марифа велела им взять два десятка чёрных быков в дар городскому главе, рассказать о том, что Светлоликого предали, и предателей наказали, а о прочем молчать. Фарух согласился с этим.

Мёртвых погребли в долине, по обычаю этих земель, так скоро, как только можно, и не поставив над ними знаков. Люди рыли могилы и носили тела — никто не посмел остаться в стороне, когда и сам наместник работал наравне с другими, орудуя лопатой ожесточённо и неловко.