Клыки и когти эскадрильи

– Это был наш долг. Не откажите в любезности, сударь десятник, дайте нам знать об эффективности этой мази.

– Разумеется, мудрый. Приятных полётов.

– И вам.

Мы с Гиррой уговорились о свидании завтра. А пока что нас ждали родные.

Почему-то сразу бросилась в глаза чуть изменившаяся фигура невестки Дирры. Это было причиной начать расспросы первым.

– Мам, пап, скорее же расскажите новости!

– О, у нас большие и радостные новости. Первая из них: ты вернулся…

– И подрос в чине, – не преминул вставить отец.

– Ну, я об этом ещё расскажу, но как тут вы, и Ррума, и Саррод?

– Он сейчас улетел заявить о необходимости пещеры для своей семьи. Думаю, скоро твой брат отделится. Ррума только-только собирается замуж. А твой двоюродный брат…

Пока родители выкладывали новости, я во все глаза глядел на их состояние. Потоки просмотреть было бы затруднительно: для этого требовалось и подойти ближе, и как следует сосредоточиться. На отце не все чешуйки уцелели, с полдесятка успели вырасти лишь в половину нормального размера. Не похоже на след от «Красной сети», скорее, папе довелось сцепиться с «серыми ястребами». И на коже шрам от неглубокой раны… На маме все чешуйки были родными, но на нескольких виднелась длинная, глубокая царапина – всё ясно, мазнули когтем, но это не опасно. А ещё на отце красовались полторы полоски. Полусотник, стало быть.

Во время рассказа прилетела заметно изменившаяся сестричка. На площадку у входа села на вид вполне взрослая дракона, но обрадовалась вполне по-девчачьи:

– Ой, Стурр, ты вернулся! Как хорошо! Постой, а почему у тебя не хватает чешуи здесь… и здесь…

Я небрежно шевельнул хвостом:

– Мы с доктором магии смерти схлестнулись, было дело. Это я потом расскажу. Сначала хочу послушать вас.

Я слушал. Потом слушали меня. Потом сделали перерыв, и отец торжественно выставил здоровенного сома. Мама же с хитрым видом выложила на лист лопуха горсточку лесных орехов. Уже было темно, когда отец задал главный вопрос:

– Что ты планируешь делать дальше?

– Мне дали поручение… – И я рассказал о трёх десятках особого назначения. Закончилось моё повествование так: – Как видите, эти умения помогли нам выйти без единой потери убитыми. Их я и хочу передать моим воинам. Больше того, хочу, чтобы и вы двое научились тому же.

Наступило длительное молчание. Брат, невестка и сестра обменялись понимающими взглядами. Они явно прокачали ситуацию: в течение лет пяти-шести им воевать не суждено. Отец двинул гребнем в мамину сторону, и та заговорила:

– Я тебе верю, сынок. Ты и вправду очень умный, но… обучаться у тебя я не буду.

Последовала ещё одна пауза. Будучи уверен, что мне всё объяснят, я терпеливо ждал и дождался.

– Ты сам видишь, я как была воином, так им и осталась. Даже если ты обучишь меня тому, что сам знаешь и умеешь, всё равно я не смогу применить всё это. Приказ есть приказ, уж тебе это известно. И если мне прикажут атаковать «серых ястребов», будь уверен, я так и поступлю.

Родственники не сказали ни слова, но их молчаливое согласие навалилось на меня такой глыбищей, что сразу стало понятно: сейчас спорить бесполезно. Ничего доказать не удастся.

Я посмотрел на отца:

– Но ты-то полусотник! Ты мог бы…

Тот прервал меня, но голос его звучал с удивительной теплотой:

– Нет, не могу. Ты, сын, получил приказ формировать свои десятки и обучать их. Они твои. А у меня сейчас в подчинении никого нет. А когда появятся, то времени на учёбу не будет. Если даже ты меня обучишь своим приёмам, и я ими воспользуюсь, чтобы выйти из боя без моей полусотни, – какой же из меня тогда командир?

Вопрос, конечно, риторический. Но из него следует другой: какой же из меня руководитель, если не могу убедить самых близких мне драконов в собственной правоте? Ладно, попробуем ещё.

– Мам, пап, я не призываю вас немедленно согласиться. Я только хочу, чтобы вы хорошенько подумали. Лишь обещайте мне это. Большего не попрошу…

Я был красноречив и убедителен, как стоматолог, раскалывающий пациента на постановку имплантов. Но даже дантистам это не всегда удаётся.

В доме доктора Менгеля

Доктор магии смерти получил возможность наконец вплотную заняться своими научными достижениями. На беготню по университету и оформление нужных для защиты диссертации бумаг ушёл целый день, а предстоит ещё вдесятеро больше. И вполне приличный ужин вкупе с заслуженным вечерним отдыхом не остановил поток мыслей учёного. Более того, Менгель впал в ересь: попытался представить себе ход мыслей и действий Великого.