Князь

— А то не знаешь, отрок? — посмотрел на корзинку чародей, и она медленно растаяла, не оставив даже дымка. — Век мой долгим был, пора и честь знать. Отдохнуть от хлопот земных, от сует житейских, от обязанностей многих. Утомили…

— Да как же так, Лютобор, окстись! — Андрей приблизился к нему, встал перед лицом. — Ты же сказывал, увидеть не желаешь погибели земли русской. Так не будет ее, погибели! Управились мы вместе с бедой предреченной. Так чего тебе опасаться ныне?

— Это хорошо, что управились, — согласно кивнул волхв. — Коли в земле родной все в порядке, то и уходить с нее легко. С чистым сердцем, со спокойной душой.

— Перестань, волхв! Зачем уходить, почему?!

— Устал я, чадо. Устал. Все, что мог, увидел. Все, чего хотелось, испытал. Все, что мог, исполнил… — Древний колдун закрыл глаза. — Все повторяется, повторяется, повторяется. Одно и то же, раз за разом, год за годом, век за веком. Одни и те же хлопоты, одни и те же труды, одно и то же старание, один и тот же итог. Зачем все это? К чему? Я перестал радоваться успехам, чадо. Я принимаю их как должное, без волнений и трепета. Меня не тревожат беды, я знаю, как избавиться от любой. В жизни моей не осталось ни горестей, ни радостей, ни слез, ни счастья. Последняя тревога была за отчину родовую, но и от той ты меня избавил. Пусть живет и процветает. Тебе за сие поклон. Но смотрю я в годы грядущие — и не понимаю, к чему они мне нужны? Копать, сушить, заготавливать, варить, мерзнуть и маяться от жары, гонять комаров и месить слякоть. Мне остались лишь тяготы, чадо. Я слишком знающ и опытен, чтобы встретиться с неожиданностью или испытать удивление, я пережил все радости, которые возможны для смертного. Для меня невозможны ни любовь, ни ревность, мне не нужно выдавать замуж дочерей и ходить в сечу бок о бок с сыновьями. Все ушло, ушло, ушло. Я стал похож на старый трухлявый пень. Пусть он старше и мудрее всех в лесу, но внутри его лишь червоточины, труха и плесень. И его больше не радует даже почтение юной поросли, ибо и к нему он давно, давно привык и принимает как должное. Разве это жизнь? Нет, чадо, больше я этого не хочу. Мне пора уходить.

— Перестань, Лютобор! — горячо возразил Зверев. — Все еще только начинается! Мы спасли Русь, и теперь у нее будет новая, бурная и веселая история! Я познакомлю тебя с детьми, я покажу тебе новые крепости и города. Ты просто скуксился в своей лесной норе, вот и ноешь. Тебе нужно вдохнуть свежего воздуха, окунуться в новую жизнь!

— В тебе бурлит молодость, чадо, — покачал головой чародей. — А для меня все это уже было. И не раз. И с каждым разом восторга от «глотка свежести» становилось все меньше и меньше. Ты не понимаешь самого главного, отрок. Уходить нужно тогда, когда ты всего лишь устал, а не тогда, когда эту жизнь ты начинаешь ненавидеть. Ненависть плохое чувство. Из твоего учителя я могу стать врагом всего живого. И тогда тебе придется не познавать мою мудрость и мой опыт, а сражаться против них, дабы убить меня, как порождение мрака и смерти.

— Ты не можешь стать врагом всего живого, Лютобор! Не поверю в это никогда в жизни!

— Это потому, что сейчас во мне совсем мало ненависти, отрок. Но если из жизни уходит радость — то что может появиться вместо нее? Не хочу. Эту сторону жизни я познавать не хочу. Потомкам великого Сварога не пристало купаться в крови девственниц, пытать слабых и бояться смерти. Это удел демонов и поклонившихся им негодяев. Человека русского завсегда справедливость и доброта от прочих племен отличала. Коли из души уходит радость, трудно быть русским. Иным же становиться не хочу.

— Это нечестно, Лютобор! Ты нужен мне, нужен всем тем бабам, что к тебе за советами бегают, нужен детишкам, коих от лихоманки спасаешь, нужен смердам, что от засухи или холодов страдают.

— Я знаю, чадо, — кивнул волхв. — Раньше это было для меня важнее моей усталости. Теперь же больше нет. Я начинаю меняться, чадо. И отнюдь не в лучшую сторону. Я вижу это. Заметил уже давно. Но я ничего не могу изменить. Разве знание о скором наступлении зимы способно предотвратить ее приход?

— Я не хочу, чтобы ты уходил, мудрый волхв, — склонил голову Андрей.

— Это хорошо, — улыбнулся колдун. — Было бы хуже, если бы ты этого хотел. И все же уходить нужно, когда тебя желают удержать, а не проклинают. Прости меня, чадо, но мне действительно пора. Мой час пришел. Отныне ты останешься один.

Чародей ударил посохом оземь, и совсем рядом стало подниматься из-под земли непривычно огромное, ослепительное рассветное солнце. Волхв, словно юному мальчику, погладил Андрею голову, потом повернулся и ушел прямо в нестерпимо яркий свет. И Звереву не осталось ничего другого, кроме как проснуться.