Князь Двинский

Растянувшаяся на половину версты колонна возов и телег постепенно стала втягиваться на стоянку. Среди них, отчаянно матерясь, метались Вавула и Аристотель Фиораванти, дрожавший над своей инженерией, как квочка над цыплятами. На первый взгляд дело двигалось очень медленно, но я знал, что быстрее сделать это невозможно. Оставалось только молиться, чтобы хватило времени.

Одновременно с основной колонной выдвинулась череда из двадцати небольших возов, груженных сеном да прочим хламом, и заняла позицию так, чтобы прикрыть табор с противоположной от реки стороны. Возки разворачивали тылом к распадку и устанавливали через одинаковые промежутки примерно в одиннадцать-двенадцать метров друг от друга. Педантичный шваб вместе с Хансенсом сам носился с куском бечевы и замерял расстояние.

Почему так?

Да потому, что двадцатичетырехфунтовая пушка, то есть орудие калибром в сто пятьдесят миллиметров, при стрельбе картечью на дистанции в сотню метров дает осыпь длиной в тридцать – тридцать пять метров и шириной в шесть – восемь. Это если стрелять свинцовыми кругляшами в контейнере из плотного рогожного куля, а если битым чугуном насыпью, то гораздо обширнее. Осыпь довольно неравномерна, но попавшая под нее любая цель, габаритами размером с всадника на лошади, обязательно будет задета.

То есть установленные через указанные промежутки двадцать орудий при одновременном залпе устроят сплошную гарантированную зону поражения шириной в двести метров. А распадок, через который нас могут атаковать татары, у́же.

Какое отношение имеют возы с сеном к орудиям? А это они и есть. Над каждой пушкой наскоро присобачили сбитую из жердей обрешетку, накрыли эту конструкцию поверху всяким хламом для маскировки и теперь, с расстояния, обман распознать довольно затруднительно. Особенно неспециалисту. Очень надеюсь, что среди татар таких специалистов не окажется.

Бутафория легко снимается, а при необходимости можно палить прямо вместе с ней. Но так опасно, потому что при выстреле все эти жерди разлетятся по сторонам. Могут и расчеты зацепить.

Время тянулось, как резина. Где-то за три часа до наступления темноты все для встречи татар уже было готово. Ратники заканчивали ставить частокол между орудиями и укреплять его фашинами.

Я весь изнервничался, сто раз все перепроверил и заново обдумал. Ну не могут татары не клюнуть на такую приманку. Должно сработать. Вот только когда? Сегодня под вечер, завтра утром или ночью? Ночью – вряд ли. В общем, когда бы ни ударили, все же лучше пораньше. Встретим как положено. Орудия на позициях, вагенбург готов. Его возведение не должно насторожить казанцев, сейчас любая стоянка войск так оборудуется. Да и не выглядит он сильно укрепленным.

При обозе чуть меньше ста пятидесяти моих латников и сотня вятских головорезов. Чуть поодаль шесть сотен тысяцкого Прута. Должно хватить, особенно если татары попадут под первый залп. Взял бы больше людишек, но это могло отпугнуть татар от решительного удара всеми силами. Все же их не более тысячи. Это сильно ориентировочно, точно не знаю, увы. Сейчас бы авиаразведку провести… Н-да… Разве что ворон попросить об одолжении. Фен рассказывал, что в Китае для таких целей привязывали людишек к большим воздушным змеям и запускали в воздух, даже высказал желание построить подобные, но я только посмеялся. Хотя… когда-нибудь, может, и попробую. Пущай полетают.

– Ну когда же вы, мать вашу?! – зло выругался я, в очередной раз осмотрев в подзорную трубу окрестности. – Какого хрена телитесь?..

– Не переживайте, ваше сиятельство, – попробовал успокоить меня Отто. – Кусочек лакомый, клюнут обязательно…

– Знаю… – резко оборвал я его и неожиданно заметил, как с холма галопом несется к нам конник. Всадник – а это был Тихон Рубец, едва удерживаясь в седле, крепко обнимал шею лошади.

Подскакав к нам, парень в буквальном смысле свалился с седла и, если бы его не поддержали, – упал бы. В плече у бывшего ушкуйника торчала обломанная стрела, а левая рука висела плетью. С рукава тонкой алой струйкой стекала кровь.

– Идут, княже… – закатывая глаза, выдохнул он, повиснув на руках латников. – Многа их, кабы не тысяча… Одним отрядом идут, как ты и говорил, оттуда, через распадок к нам выйдут. Скоро здеся будуть…

– Кто тебя так?

– Татарва… – зло прошептал Тихон. – Перехватить пытались… трое… не сомлевайся, чисто ушел, посек их…

Как всегда перед боем, в сердце плеснулась радость. Клюнули! Клюнули, мать их так!!!

– Молодец! Без награды не останешься! – пообещал я. – К лекарю его… – А потом обернулся к командному составу и весело бросил: – Ну что, братия, пора показать мурзе la mere de Kuzma![1] К бою, тысяча чертей! И к Пруту вестника пошлите, пусть встречает гостей. Шевелитесь, шевелитесь…

Копейщики и стрелки тут же начали строиться за фашинами. Бутафорию с орудий немедля содрали, канониры отчаянно суетились, раздувая фитили и обновляя затравки.