Князь Федор. Куликовская сеча

Глубоко вдохнув студеный в осенний вечер и влажный от близости реки воздух, я резко закашлялся — даже близость Дона не спасает от тяжкого запаха крови и нутряных нечистот, заполонивших собой всю округу! А что уж говорить о центре поля боя, где на месте большого полка и полка левой руки теперь лежат вповалку тысячи трупов⁈

Нет, безусловно, есть что-то хорошее в том, что меня отнесли к раненым! Иначе таскал бы сейчас мертвых, «убираясь» за собой — ну, или руководил бы процессом, теряя сознание от бьющей в ноздри вони…

Вот она, вся нелицеприятная правда любой войны — грязь, кровь, вонь, трупы, несправедливость… Впрочем, сегодня на счет последней говорить все же неуместно — ведь русичи вышли биться за свои семьи, за свой дом и землю с ордынцами, как должны были выйти сражаться с татарами еще в далеком 1237-м!

Хотя с другой стороны, та же битва у Коломны, по всей видимости, не очень-то и уступает Куликовской сече масштабом и численностью сражающихся. Просто татар там было куда как больше, и вступали в битву они отдельными туменами… Получаются, что владимирская и рязанская рати успели разбить два, а то и три тумена, убив Кюльхана — сына Чингисхана и командующего передовыми силами монгол. Но также успели и до предела вымотаться — а потом на владимирских ратников навалились свежие силы врага…

При таких раскладах и у Дмитрия Иоанновича (интересно, его уже можно величать «Донским»?) не было бы никаких шансов взять верх в битве!

Слава Богу, Мамай имел лишь полуторакратное превосходство в живой силе — благодаря смелому маневру великого князя, перешедшему Дон, татары не успели объединиться или получить помощь от литовцев…

Да, сеча вышла знатная — а вот мои эмоции и даже авантюризм меня едва не сгубили… Погнавшись выручать Ослябю — а в перспективе и самого Донского — я в итоге подставился сам и подставил своих дружинников, пусть и сохранив жизни многим ополченцам.

Но что я получу от них, кроме горячей благодарности⁈ Ровным счетом ничего! А вот на что мне тереть рассчитывать с дюжиной порубежников и пятнадцатью дружинниками-гридями⁈ К слову термин, имеющий явно варяжские корни, давно вышел из употребления, но все время вертится у меня на языке…

Нет, моих раненых так-то с полсотни наберется — тех, кто имеет шансы пойти на поправку и в конечном итоге взять оружие в руки. Но тут все весьма зыбко — раны любого воя могут воспалиться, и тогда шансов практически нет…

А, кроме того, огромная опасность исходит от подлого Ягайло и его литовцев, намеревающихся напасть на обозы с русскими ранеными и перерезать всех их беззащитными! Подорвав военный потенциал Донского и его союзников раза так в полтора… И вот как теперь мне помешать выродкам с тремя неполными десятками дружинников — да еще и будучи раненым⁈

Надо думать. Думать, думать, думать…

Ладно, вроде как хоронить павших да собирать трофеи (железо в великой цене!) будут еще дней восемь примерно — если меня память не подводит. Да и у самого из ран только порезы, царапины да ушибы. Правда, болят все — и кажись, уже жар подступает…

Н-да, помочь великому князю я не смог — и даже поучаствовать в его поисках не сумел. А все потому, что после удара засадного полка в тыл татарам, подставившим Боброку спину (и уже контратакованным у Непрядвы рыцарями Дмитрия Ольгердовича), а также после решительного натиска полка правой руки — и общего бегства поганых… После этого моя правая рука, коей приходилось рубиться едва ли не с час, налилась чугунной, неподъемной тяжестью. И я просто осел наземь там, где стоял — уже не в силах бежать, драться, кричать… Даже просто говорить. Чудовищно хотелось пить — и, наверное, даже заплакать, выпустив колоссальное напряжение последнего часа боя.

Не знаю вообще, как удалось уцелеть… Броню посекли страшно, а в броне ведь были и уязвимые места — на ногах и в подмышках, не очень хорошо защищенной шее, на лице. Щит размолотили в лохмотья — а заканчивал я бой не с собственным легким чеканом, чье древко переломилось при очередном отчаянном ударе, а с простой секирой ополченца.

Кстати, более тяжелой…

И все же я уцелел — не один конечно. Старались прикрыть, защитить мои ратники, Алексей вон даже коня уступил! Ну, так его жеребцу чуть позже подрубили передние ноги, и я едва уцелел при втором падении… Плюс сами ополченцы неплохо так поднажали на черкесов, цементируемые бронированными дружинниками, словно части РККА «коробочками» 22-й танковой дивизии под Брестом! Или 2-я десантная дивизия на Орбогоне мониторами 4-го флота, спустившимися на низкую орбиту… Отдельно стоит вспомнить и про моих порубежников — также вставших за спины ополченцев и до последнего перестреливающихся со степняками!

Короче вместе — выстояли.

Лишь бы теперь не загнуться от заразы в казалось бы, не столь и опасных порезах…