— Преславные ханы, — продолжал Кончак, словно не замечая косых взглядов Кзы, — а не воспользоваться ли нам таким удачным случаем да и ударить на Переяславль и Киев, чтобы погромить урусов и там, как ныне разбили всю северскую рать? Зимой нас постигла неудача на Хороле, зато теперь победа за нами! Почти все наши силы уже собраны в один кулак, — и он протянул вперёд тяжёлый, как молот, кулак, — а урусы в растерянности. Они сейчас угнетены неслыханным поражением, которое потерпел Игорь со своими родичами на Каяле. Святослав Киевский ещё не собрал своё войско, а Владимир Переяславский нас не ждёт. Я зову вас, ханы, использовать благоприятное для нас положение и завершить то, к чему стремились великие ханы Шарукан, Тугоркан, Боняк. Нам надо потеснить Русь так, чтобы она уже никогда не вылезала из своих лесов и болот, чтобы никогда не смогла быть угрозой для Половецкой земли!.. Я слушаю вас, ханы!
— В поход! На Русь! На Киев! — вскочили Токсобичи, Колобичи, Естебичи и Тельтробичи.
— На Киев! — поддержали их, немного подумав, Тарголовичи. Но молчал Кза Бурнович, молчали его родичи Бурчевичи и Улашевичи.
— А что скажет преславный хан Кза? — спросил, пристально глядя на него, Кончак. — Я зову тебя, хан, пойти на Киевскую сторону, где когда-то были разбиты братья наши и великий хан наш Боняк, где недавно сложил голову хан Кобяк! Объединим весь степной народ в походе на землю урусов! А тебя зову начать этот великий поход.
Все повернули головы к хану Кзе.
Он выпрямился, суровым лицом и твёрдым взглядом являя, что у него есть своё непреклонное мнение, и сказал:
— Преславные ханы! Я думаю, что нужно ударить по самому слабому месту Руси — по Северской земле! Пойдём на Сейм, где остались только женщины и дети, — это ведь уже готовый, собранный в одном месте полон! Возьмём там их города без особых усилий!..
Его поддержали Бурчевичи и Улашевичи.
— Пойдём на Сейм!
Кончак с досады позеленел.
— Да нет же, ханы. Надо ударить по Киеву — и тогда вся северская Русь падёт! Что нам сейчас жены и дети северянские…
Кза набычился, склонив голову упрямо продолжал:
— Кто как хочет, а я пойду на Сейм! У меня злоба на князей северских: покойный брат Игоря Олег, отец Святослава Рыльского, забрал тогда мои вежи и жену мою с детьми, и всё добро, добытые мною мечом! Да и Игорь хотел тут разорить моё гнездо!
— А мы на Киев, на Святослава. Это он взял в полон нашего хана Содвака! — зарычали Кулобичи. — Нашего отца!
— Воля ваша, а я на Сейм! И завтра же выступаю! — твёрдо заявил Кза, поднялся и направился к выходу.
За ним вышли его сторонники.
Кончак скрипнул зубами, тяжёлым взглядом провожая уходящих.
— Мы тоже выступаем завтра! Идите готовьтесь! Ойе!
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Покинув обоз на возничих, Самуил и Славута, держа в поводу подменных коней, что есть духу скакали к Сейму. Охранная тамга Кончака открывала им все степные пути-дороги: ни один половец, увидев её, не посмел бы их задержать. На Руси они помчались ещё быстрее, так как воеводы, посадники, огнищане, услышав о поражении Игорева войска, немедля давали им свежих коней. Путь от Тора до Сейма они преодолели за шесть суток, а на седьмые, рано-рано в воскресенье, застучали в ворота Путивля-града.
— Кто такие? — зевнул кто-то спросонья на башне.
— От князя Игоря! Открывайте скорее! — крикнул Славута.
Наверху заохали, затопотали. Ворота открылись. Начали сбегаться дружинники, столпилась дворовая служба, подошёл князь Владимир Галицкий, прискакал путивльский тысяцкий Волк. Весть о страшном поражении в далёкой Половецкой степи ошеломила всех, как гром. Все онемели. Тысяцкий схватился за голову: с князем Владимиром ушли два его сына. Славуте пришлось напомнить, что прибыли они, собственно, к княгине, чтобы сообщить о тяжком горе.
— Где она? Ещё спит?
— Как же! — махнул рукой Владимир — Уже на валу… С тех пор, как ушёл князь Игорь, она бедная не знает ни сна, ни отдыха — чуть свет поднимается на вал и подолгу стоит там, как заворожённая. Всё смотрит и смотрит в тот край, откуда может прилететь её ладо…
Славута печально покачал головой.
— Не скоро прилетит… Подрезаны его крылья саблями поганых.
Поднялся на вал Славута с князем Владимиром. По стёртым сосновым ступеням взошли они на забороло и тут же увидели Ярославну. Стояла она в самом углу, возле южной башни, откуда открывался необозримый вид на Сейм, на широкие дали за ним. Там, где-то за горизонтом лежала таинственная и хищная Половецкая земля.
Княгиня их не заметила. Застыла в глубокой задумчивости и, охватив руками плечи, смотрела как выплывает из утренней дымки большое красное солнце, как начинают золотом гореть чистые плёсы реки, как тают, растворяясь в луговых зарослях, розовые туманы. Смотрела неотрывно. Но видела ли всё это?
Белое шёлковое платье с длинными и широкими рукавами свободно спадало с плеч, нечётко облегая её стройную фигуру.
Здесь, наверху, веял свежий ветерок, но она, казалось, не замечала этого, пристально вглядывалась в тот край, где всходило солнце.
— Княгиня! — тихо окликнул её Славута.