Князь из десантуры

Котян усмехнулся. Сказал:

– Договорились. Помните – ни слова никому. Сами Тугорбека выследили, сами хабар взяли. Про пленников напоминаю: Юлдуз и русич. И чтобы девку не попортили! Привезёте – выполню ваши просьбы.

– Точно? – недоверчиво переспросил кыпчак.

– Слово хана, – торжественно объявил Котян.

Когда гости ушли, шаман тихо сказал:

– Хан, ты забыл им велеть оставить в живых лазутчика. Которому ты обещал место бека и его дочь в жёны.

– Я ничего не забываю, – усмехнулся Котян, – если не сказал – значит, он мне не нужен среди живых. И Чатыйскому куреню, и красавице Юлдуз я получше применение найду. Выезжайте с рассветом. Русича получишь, когда мне доставишь. Да не в Шарукань, а в Киев. Я тоже скоро выезжаю, на княжеский совет. Здесь становится опасно, монголы в степи шляются. Буду ближе к своим родовым землям перебираться, на запад.

Шаман вышел из шатра. Посмотрел на прибывающую луну. И подумал, что верить хану нельзя ни в чём.

* * *

– Я привезу русича, так Котян велел, – проговорил Сихер, – может, сам и совершишь дело?

– Это невозможно, – покачал головой хроналекс, – бить надо правой рукой. Потому что за правым плечом – ангел господа, а левая рука – нечистая. Это – первая причина. Есть и вторая. Ты заучил ритуал, кыпчак. Но ни разу не спросил, где возьмёшь для него оружие.

– Наверное, ты мне его дашь, – пожал плечами шаман. И добавил непривычное для себя обращение: – учитель.

– Что же, настало время тебе получить последнее знание, необходимое для исполнения миссии. Оружия у меня нет, и ты об этом знаешь – его забрал франк. И, наверное, уже уничтожил. Это был не простой кусок кости. Извечно для дротов используются бедренные кости умерших Защитников Времени. Поэтому эти дроты очень редки и бесценны.

Сихер не сдержал растерянности:

– Так что же нам делать?! Где взять кость хроналекса?

Сихер молчал. Лежал, глядя вверх тоскливо – будто искал в грязном войлоке кибитки просвет и не находил. Попросил:

– Помоги мне сесть.

Схватил половца за руку, горячо заговорил:

– Я опозорил себя навсегда. Не выполнил предначертания. Три года назад в дыру времени уже проникал чужак, и я не сумел его обнаружить – он сгинул где-то в серебряных рудниках или невольничьих рынках Корсуни. Сейчас я выследил преступно проникшего к нам русича, но не смог нанести удара. Теперь я – калека. Единственная польза, которую я могу ещё принести делу – это подготовить ученика. Ты готов, Сихер. Нагнись.

Бадр надел на шею шамана тускло сияющую толстую цепочку.

– Она сделана из небесного железа, не знающего ржавчины. Это – напоминание, что ты поклялся жизнью выполнить поручение и убить пришельца из чужих времён. Чем больше пройдёт дней впустую, тем меньше она будет становиться, сжимая твоё горло. Пока не задушит совсем, если ты вдруг не захочешь или не сможешь исполнить клятву.

Сихер, грязно ругаясь, вскочил. Попытался просунуть под цепь пальцы – почувствовал, как удавка сузилась, сдавила горло. Достал нож. И бессильно его опустил, понимая, что разрезать ошейник не получится.

– Ты сделал меня своим рабом, сарацин! Рабом, а не учеником! – закричал половец. – Твоё коварство и подлость заслуживают наказания смертью.

– Да, я заслуживаю смерти, Сихер. За то, что не смог залатать дыру во времени. Ты спросил, где взять кость хроналекса для изготовления ритуального дрота?

Бадр хлопнул себя по бездвижной ноге:

– Вот где. Ты убьёшь меня и возьмешь то, что нужно. Сделаешь оружие и используешь его по назначению.

Защитник Времени лёг на кошму, закрыл глаза. Попросил:

– Сделай это быстро.

* * *

Степь встречала весну, как невесту. Почистилась от снега, поменяла изношенное ледяное покрывало рек на синее, свежее. Украсила солнечные склоны первыми цветами и нежной травой. Вдыхая тёплый южный ветер и запах сырого чернозёма, слушая песни вернувшихся птичьих стай.

Дмитрий ехал шагом, вслед за Юлдуз. Любовался гибким станом, словно танцующим при движении лошади. Чёрная тугая коса выскользнула из-под изящной лисьей шапки, качалась в такт.

Девушка почувствовала взгляд, обернулась, осветилась улыбкой. Прошептала только русичу понятные слова, игриво облизала губы розовым язычком.

– Да ты меня не слушаешь, Ярило, – недовольно заметил Хорь, – а сам просил рассказать про бродников.

– Я слушаю, брат, – возразил русич, улыбаясь, – и много у вас деревень?

– Да кто же их считал? И кому это нужно – у нас ведь ни мытарей, ни князей. Впрочем, сотни три, наверное. С малолетства каждого учат волю любить и саблей владеть. Деды с ними воинским делом занимаются. Гоняют. Если что не так – хворостиной по заднице. Из лука стрелять, копьём колоть на скаку. И всё с прибаутками! Помнишь, я тебе старую песню пел?

Держись, десантник!Держи дыхалку!

Ярилов кивнул. Он не раз уже ломал голову над тем, откуда броднику из тринадцатого века известна любимая присказка его ротного капитана Николая Асса. Но ответа не находил.

– Эх, хорошо у нас весной, – продолжал рассказ Хорь, – петухи поют. Бабы на огородах возятся. Пасечники пчелиные колоды ставят. Леса мало, хаты из глины с кизяком, а покрыты камышом.