Князь мира

Никита Мироныч еще ниже опустил в знак согласия голову и думал про себя, что выпало ему мудреное утро, за которым дня не видать, и что разговор у него с барыней не клеится, что ни скажет - все невпопад, правильно барыня разъяснила, что черт, хотя сам Никита Мироныч видел венчик своими глазами, хотя и с тусклятинкой и не страсть какого размера.

"Пого-оди, святой черт! Подо-ожди: придешь еще раз - я тебя поверну по-другому… Цацы да вацы с тобой размазывать не буду, а прямо… на конюшню… или опять к егерям!"

- Ты это, Никита Мироныч, запомни и другим расскажи! Такие мысли очень вредны народу!

- Глупость наша, матушка барыня, - переминался староста как на иголках.

- Теперь слушай по делу: пока ты тут рассказывал про эти венцы, я пересчитала - не страсть какая сумма, деньги всегда больше на глаз и меньше на счет; по первой закладной все же внести часточку процентов, пожалуй, и хватит, а на носу, Мироныч, - вторая! Решила я, имея на глазах Недотяпин пример, пример очень-очень хороший, списать калеких всех и убогих с барщины на вольный оброк: пусть ходят по святым местам и тоже барыне хоть кой-чем послужат!.. Ох, Мироныч, закладные меня в разор одолели!

- Закладные, матушка-барыня, как лошади перекладные: одну загонишь, на другой поезжай. Мудро, матушка барыня, решили! Соломон и то так не решит, -поклонился Никита Мироныч в ноги и поцеловал кончик капота.

- Экономия будет, Мироныч: во-первых, с хлеба долой, а во-вторых… во-вторых… душеполезное дело… впрочем, Мироныч, и молодых тоже жалеть нечего: лентяи!

- Лентеплюхи!

- Усиль-ка, Мироныч, порцию, я теперь вижу, что нищий и то дороже стоит, чем самый хороший мужик!

- К порке да к корке, матушка барыня, народ наш привышен!

- Решенное дело: завтра же с утра наряди мужиков и вычитай им все это понаставительней да построже, а главное - разъясни Недотяпин пример, как я тебе говорила. А кто будет моргать, того на конюшню… дери теперь без малой уступки!.. Нищий куда, оказывается, выгоднее мужика!

Никита Мироныч попятился от барыни к двери, а Рысачиха поднялась, и еще круче вздынулась у нее под нежным шелком могучая грудь, четко проступили на материи пупырышки крепких сосков, как и в самом деле на часах два фланговых солдата.

- Без сумления будьте, матушка барыня, - шептал Никита Мироныч.

- Аленка-а! - крикнула барыня. Аленка впорхнула синицей и встала на носочки. - Проводи Мироныча. Иди, Мироныч, иди, - протянула ему барыня в знак особой милости руку на глазах у Аленки и зашумела шелковой бурей на половину к майору…

*****

- Ну… как?.. Сказал, Никита Мироныч… Сказал, хто к тебе приходил?..

Никита Мироныч оглядел тупым глазом Аленку и махнул рукой:

- Ничего мы не понимаем!

- Да ведь ты же говорил!

- Да и теперь говорю… а барыня вот разъяснила!

- Чего разъяснила? - передохнула Аленка.

- …Черт приходил! Вот кто!

- Да ты ж, Никита Мироныч, говорил, что святой!

- И сейчас говорю: святой черт!.. Святой черт, душа Аленушка, к нам приходил!

Аленка поглядела испуганно на Никиту Мироныча, перекрестилась и повела его за руку по темному коридору.

Глава седьмая

СТАРИННЫЕ КЛАВЕСИНЫ

АЛЕНУШКА

Месяц, высокий месяц, древний наш чародей!

В веселом сиянье весны, в томительных, в зеленых шорохах лета идешь ты, не разбирая дороги, закинувши голову ввысь, словно кудрявый беззаботный пастух под мышкой с березовой дудкой, в которой гнезда вьют соловьи!

…Или ж как важный боярин, поджидая гостей, стоишь в недвижности по самой середке голубого крыльца, красуясь узорным кафтаном с серебряной и золотой оторочкой, с которого в старину и мужики снимали покрой!

Когда же осенняя темень в переломе на зиму нахлобучит черную шапку с ушами на поле и лес, уйдешь ты надолго за тучу и бродишь в тумане, как косоглазый и хитрый колдун, родной брат пучеглазому Лиху, тогда рубищу твоему не позавидует нищий, а крадливую походку переймет только ночной душегуб да предатель…

Ох, месяц ты, месяц, древний наш чародей!

От века полюбил ты русские просторы, куда можно сыпать и сыпать без устали свет, все равно тьма, и хмарь, и хмурь, и болотные марева ползут от деревни к деревне, от села к селу, вставая и грудясь туманом на перелесках, мешая дороги, скрывая пути…

…И не по ограде ль возле каждой церковки и часовенки на въезде в любое село расцветает под твоим лучом рядом с чертовой тещей печальный плакун, в кои-то веки посеянный дворовыми девками на радость осподскому глазу и самому осподу богу в укор?

…И не пырь ли трава палится по-за дорогам, похожая на остро отточенный нож, которым режет мужик хлеб от праведного труда своего и с ним же выходит на большую дорогу, когда и намолится богу и наплачется вдоволь, когда и ты, заправивши бороду в рот и закрывши широким рукавом сонные веки, катишься низко над березовой рощей, где - теперь не поймешь! - кто там свистит: соловей в последний раз перед утром али подмостовный разбойник!..

Месяц, высокий месяц, древний наш чародей!

*****

Не запомнила Аленушка роду…

Месяц да солнышко - всего и родни!..