Князь Рус

Рус все же попытался встать, чтобы пойти следом за исчезавшей в кустах Полистью, но упал без сил. Как долго лежал – не понял, наверное, долго, очнулся от холода. Солнышко уже повернуло, и теперь тень от деревьев начала накрывать небольшую полянку. Князь даже не сразу сообразил, где он и почему лежит на брусничнике раздетым.

Чуть придя в себя, стащил с куста подсохшую одежду, долго не мог попасть в рукава, но еще труднее оказалось надеть штаны. Рана уже не просто болела, она горела, и внутри начинало дергать. Все тело и голова были горячими, очень хотелось пить. Ягоды уже не могли выручить, потому пришлось едва ли не ползком добраться до большой ямы, что ближе к краю поляны. Там после дождя сохранилась вода. Пил жадно и много, не чувствуя не слишком приятного вкуса.

Набрать бы с собой в дупло, да в чем? Но в чем сохранить воду все же нашлось. Нащипал мха, отделил верхушки, чтобы не попадала земля, из оторванного у березы куска бересты соорудил туесок, намочил мох в той же яме и сложил в этот туесок. Конечно, протечет, хватит ненадолго, но все лучше, чем ничего. Хотелось есть, но еще больше спать, потому Рус поплелся обратно в свое дупло.

В этот раз забираться оказалось куда как труднее, на ногу уже и ступить не мог, любое движение отдавало сильной болью. Рана по-прежнему была плотной и горячей, как и все остальное тело. Пылала голова, стало тяжелым дыхание. Свернувшись клубочком, Рус попытался согреться, но ничего не получалось, тело бил озноб, зуб не попадал на зуб.

Долго лежал, дрожа и время от времени выдавливая в рот воду из мха. Сколько так промучился – не знал и сам. День перемешался с ночью, князь метался в бреду, звал то Полисть, прося подождать его, то Тимара, чтобы показал дорогу, то совсем уж из детства – мать. Но некому было услышать этот зов, Полисть и мать давно покинули эту Землю, а Тимар слишком далеко.

Когда очнулся, было сумрачно. День ли, ночь – не понять. Но по светлой полосе на небе понял, что рассвет. Который после того, как он засел в дупле?

Хотелось пить, но мох куда-то запропастился, да и была ли в нем вода? Рус потрогал рану, она уже перестала так гореть, сильно помягчела и выдала наружу острие, точно нарыв. Это и был нарыв. Ждать, пока сам прорвет? Но кто знает, сколько он уже сидит и сколько это еще продлится? Князь решил помочь дереву выйти из раны.

Стиснув зубы, выбрался из своего укрытия, приполз к яме.

Единственное его оружие – нож – было достаточно остро, чтобы вскрыть тело, пусть и свое. Нагреть бы на огне, но его сначала надо развести, а у Руса ни камня подходящего, ни сухой травы. Мысленно махнув рукой, он на ощупь нашел серединку раны и изо всех сил ковырнул ее ножом. И взвыл от боли! В глазах замелькали и не желали исчезать белые мушки. Но Рус сквозь эту боль, не вполне сознавая, что делает, с силой надавил на вскрытую рану. Оттуда хлынуло что-то теплое и липкое. Надавил еще раз. Сильная боль опрокинула его на бок, но Рус все давил и давил. Наконец из раны вместо гноя пошла кровь, это значило, что нарыв вышел весь.

Пробил ледок, зачерпнув рукой воды, промыл рану, приложил желтый, облетевший с дерева лист и попытался привязать поясом. Торопился напиться, во рту сухо, словно в степи без дождей. Жадно пил, потом умылся, нарвал мха, намочил его, как и предыдущий раз, и пополз к дуплу, по дороге еще подщипывая мох, чтобы остановить кровь.

Когда взошло солнце, Рус уже лежал в своем укрытии, прижимая к ране мох. Стало много легче, уже не кружили перед глазами мухи, не горела голова, не очень болела и нога. Решил, как только остановится кровь, немедля отправляться в стан. Там Тимар и залечит быстрее, да и родовичи небось беспокоятся. Как он расскажет о гибели двоих, ушедших с ним?

Боль от раны ушла, зато вернулась та, другая, еще сильнее от горя из-за гибели родовичей.

К полудню Рус уже мог ходить, хотя и сильно хромая. Выбрался из дупла, вытащил подсохший за эти ночи мох, разложил будущий костер. Теперь предстояло высечь искры, чтобы разгорелся огонь. Два камня-голыша нашлись довольно быстро, но вот мох загораться никак не хотел. Но упорства Русу не занимать, хотя пришлось долго колотить один камень о другой, пока наконец от сухих веточек, положенных поверх мха, не потянулся тоненькой струйкой дымок. Боясь спугнуть, князь принялся раздувать огонек. Веточки тоже подкладывал осторожно: если маленький огонек потухнет, придется все начинать сначала.

Теперь, когда у него был и костер, можно окончательно обсушиться и подумать о еде. Рус уже понял, что до следующего утра никуда не пойдет. Чтобы отправляться в путь, нужно залезть на сосну и посмотреть, в какой стороне стан, топать лишние версты ему не под силу. Но и забраться высоко, пока не затихла нога, тоже не мог. Несколько лет назад князь и не подумал бы осторожничать, полез бы наверх и наверняка свалился, все же после перенесенной горячки голова еще кружилась. Сейчас он стал куда серьезней и не совершал необдуманных поступков, правда сам этого не замечал.