Прибежавшие офицеры Измайловского полка помогли ему подняться на ноги, а он, длинно выругавшись по-немецки выхватил из рук прапорщика полковое знамя и лично повел первый батальон в атаку. Воодушевленные присутствием знаменитого фельдмаршала, полные решимости измайловцы дружно побежали за ним.
В это время в крепости, перекрывая все звуки сражения, прогрохотал чудовищной силы взрыв — раздуваемый ветром огонь многочисленных пожаров добрался до забитых пороховыми зарядами погребов.
Пьяно шатнулась под ногами земля; вздрогнули, тревожно заржали лошади. Над всей округой покатился тяжелый, давящий грохот. К небу рванулись огромные красно-белые языки пламени. На штурмовые колонны дождем посылались комья земли, камни, осколки кирпичей, древесная труха. Перекатываясь густыми клубами, в небе над Очаковым стал вырастать огромный гриб пыли и дыма.
Лежавшему в воронке полуоглушенному Долгорукову показалось, что наступил конец света. В бойких юношеских мечтаниях он не раз представлял себе, как в каком-нибудь сражении совершит подвиг и погибнет на глазах всей армии отважно и красиво. И никогда не думал, что смерть его станет такой заурядной и никем не замеченной. От обиды он даже заплакал, уткнувшись носом в пропыленный рукав мундира.
Чудовищный взрыв враз изменил картину грозившего закончиться поражением штурма. Невиданные разрушения в крепости и мгновенная смерть нескольких тысяч янычар сломили волю защитников крепости, и уже спустя четверть часа адъютанты подвели к Миниху турецкого парламентера, попросившего о заключении перемирия.
— А вот тебе перемирие! — прокричал, свирепо вращая глазами, фельдмаршал, складывая из трех пальцев фигу. — Только капитуляция!
Стоявшие рядом офицеры одобрительными возгласами поддержали решение фельдмаршала.
— Я даю гарнизону один час! — повелительно воскликнул Миних, сверля колючим взглядом турка. — А потом камня на камне не оставлю!..
Парламентер ускакал в крепость, и вскоре из открытых ворот стали толпами выбегать янычары, стараясь добраться до морского берега, где у причалов раскачивались на волнах несколько десятков лодок. Однако им наперерез бросились драгуны и перебили всех, кто не захотел сдаваться в плен и попытался оказать сопротивление.
Очнувшись от непонятного забытья и не услышав грохота разрывов, Долгоруков поначалу не понял, что штурм закончился, а потом, осознав это, устыдился своей слабости. Воровато выглянув из воронки и не заметив никого поблизости, он быстро вскочил на ноги и побежал вслед за другими солдатами к распахнутым настежь крепостным воротам.
А потом, когда закатное солнце повисло над далеким горизонтом, глядя на широкие могильные ямы, куда после отпевания укладывали погибших при штурме солдат и офицеров, на лежащих по всему лагерю стонущих раненых, Василий порадовался за то, что Бог не оставил его без своего благоволения в этой сумасшедшей огненной круговерти.
Опасаясь возникновения болезней от разлагающихся на июльской жаре тел, Миних определил в похоронные команды сразу несколько полков. Убитых турок — а их оказалось до семнадцати тысяч — закапывали два дня. Русских похоронили отдельно и даже поставили несколько крестов. Общие потери армии при штурме Очакова составили весьма внушительную цифру: убитыми — 68 офицеров и 987 солдат, ранеными — около 100 офицеров и 2703 солдата…
5
И снова, как и год назад, успехи, достигнутые Минихом, не привели к окончанию противостояния с Турцией. Более того, в следующем 1738 году пришлось оставить захваченные с немалым трудом крепости Очаков и Кинбурн.
Но Миних не успокоился и весной 1739 года выступил в новый поход против турок. На этот раз он пошел через Польские земли на Хотин, намереваясь после его взятия покорить Молдавию.
По сложившемуся уже обыкновению, дивизии двигались тремя колоннами, а потом, соединившись в восьмидесяти верстах от Хотина, подошли к крепости единым мощным войском.
Стремясь не допустить перехода русских на правый берег Днестра, турки сосредоточили у Хотина все свои силы, чем и решил воспользоваться хитрый Миних. Он оставил одну дивизию с магазином, артиллерией и тяжелым обозом под командой генерал-аншефа Александра Румянцева у крепости, наказав всем видом демонстрировать подготовку к форсированию, а две другие дивизии скрытно отвел на сорок верст в сторону, где осмотревшие берега инженеры нашли у деревни Синковцы удобное для переправы место.
Здесь после длительной засухи Днестр настолько обмелел, что драгуны и казаки перешли его вброд, а для пехоты и артиллерии были сооружены из плотов три 60-саженных моста. Правда, хлынувшие через три дня обильные дожди вспенили реку бурлящим полноводьем и стремительное течение снесло все мосты, задержав переправу дивизии Румянцева, покинувшей к этому времени свой левобережный лагерь.