Князь Василий Долгоруков (Крымский)

У кареты стоял второй офицер — капитан-поручик инженерного корпуса Василий Бибиков, который учтиво подал Екатерине Алексеевне руку, помог сесть, сам устроился рядом и крикнул Орлову:

— Трогай!

— Ну-у, Господи, — вполголоса протянул Орлов, — благослови!

Он перекрестил скрюченным пальцем широкую грудь, привстал и с силой опустил хлыст на лоснящийся лошадиный круп.

Лошади испуганно рванули с места и стремглав понеслись по дороге, оставляя за собой серый шлейф пыли.

Верст за пять до Петербурга карету встретили капитан Григорий Орлов и подпоручик князь Федор Барятинский, сидевшие рядком на одноколке.

— Заждались мы вас! — зло крикнул Григорий брату, грозясь кулаком. — Поспешать надо!

— Куда поспешать?! — недовольно огрызнулся Алексей. — Не видишь — кони притомились!

— А-а… черт с ними! Гони!

— Так не доедем же!

Григорий и сам это понял, глянув на Алешкиных лошадей.

— Ладно, стой!.. Федька, а ну вылезай!

Барятинский сделал досадливую гримасу, но возражать не посмел, уступил свое место в одноколке Екатерине Алексеевне.

Алексей Орлов мигом перескочил к ним, схватил вожжи и снова принялся охаживать хлыстом конские бока.

Скорее, скорее в Петербург! Их ждут гвардейские полки!..

Экипаж вихрем влетел в столицу и сразу направился к казармам гвардейского Измайловского полка. А там шум, беготня, барабанный бой, крики: офицеры строят солдат для присяги, командир полка генерал-фельдмаршал граф Кирилл Григорьевич Разумовский выслушивает доклады.

Со всех сторон голоса:

— Чего тянут? Присягать надо!

— А где Михайлов? Батюшка где?

— Ох, Господи, священника забыли! Как же это, господа?

Послали двух гвардейцев за священником.

Батюшка Алексей Михайлов был стар, степенен, ноги передвигал медленно, и дюжие нетерпеливые гвардейцы, схватив под руки, буквально несли его по воздуху. Он вырывался и устрашал дребезжащим голосом:

— Куда тащите, мерзавцы?! Отлучу иродов!.. Прокляну!

— Потом-потом, — скороговоркой басили в ответ гвардейцы, прибавляя шаг. — Государыня ждет!..

Полк быстро присягнул Екатерине Алексеевне, а затем, в сопровождении офицеров-измайловцев, ее повезли к семеновцам, которые тоже не стали мешкать с присягой.

От казарм Семеновского полка все устремились к площади у Казанского собора, где уже ждали преображенцы. Восторженные офицеры салютуют шпагами, солдаты надрываются в ликующем «Виват!». Вокруг гудит, клокочет огромная толпа. В небо летят шапки, цветы.

Бряцая оружием, прискакала конная гвардия, побывавшая перед этим в доме своего ненавистного командира принца Георгия Голштинского и, разогнав слуг, оставила его крепко избитым в разграбленных покоях.

Архиепископ Дмитрий, пытаясь быть важным и торжественным, благословил Екатерину Алексеевну.

И снова скачка, теперь к Зимнему дворцу, где собрались члены Сената и Синода. Проворно, на скорую руку, составили манифест к народам империи…

Удивленные, напуганные, недоумевающие, а главное — не посвященные в происходящее прохожие вертели головами:

— Почему столько войска нагнали?

— Может, войну объявили?

— Ой, смотрите! Никак сама Екатерина Алексеевна!

— Господа, господа, да что же тут происходит?! Объясните кто-нибудь, господа!..

А происходит государственный переворот!

Именно так утром двадцать восьмого июня 1762 года свершился дворцовый переворот, который привел к свержению императора Петра III. На престол Всероссийской империи взошла, а точнее была возведена гвардейцами новая самодержица — 33-летняя Екатерина Алексеевна, принцесса Анхальт-Цербтская, звавшаяся до принятия православия Софьей-Августой-Фредерикой.

А спустя неделю — шестого июля — по городу пополз слух, будто бы Петр умер.

Через три дня слух подтвердился. В опубликованном в газете «Санкт-Петербургские ведомости» манифесте сообщалось, что бывший «император Петр III обыкновенным, прежде часто случавшимся ему припадком гемороидическим впал в прежестокую колику… и волею всевышнего Бога скончался».

Но истинная причина смерти монарха была иной. Прозрачный намек можно найти в записке Алексея Орлова, охранявшего вместе с группой заговорщиков сосланного в Ропшу Петра. «…Мы были пьяны, — писал Орлов Екатерине, — и он тоже. Он заспорил за столом с князем Федором, не успели мы их разнять, а его уж не стало. Сами не помним, что делали, но все до единого виноваты…»

Екатерина, прочитав записку, равнодушно подумала: «Перед Богом виноваты, но не передо мной…»

5

В начале сентября князь Долгоруков был вызван из армии для участия в коронации новой императрицы, которая должна была состояться двадцать второго числа.

Екатерина собственноручно написала ему коротенькое, но теплое приглашение: