Он вдруг почувствовал, как его душит внезапно пробудившаяся злость. Така-а-ая злость! Такая!.. Всеобъемлющая и беспросветная. Злость на Михеля и на Арину, приведших под стены Острожца неисчислимую императорскую рать. На хана Огадая и на его шамана, явившихся в Ищерские леса не ради исполнения союзнического долга, а за древней Реликвией, им не принадлежащей. И на князя-волхва, невозмутимо смотревшего, как гибнут сотни и тысячи людей, – тоже. Так смотревшего, словно смертям этим не стоило придавать значения.
Он не смог скрыть своей злости. Да и не пытался особо. Не хотел потому что.
– Все, что было до сих пор, значит, не в счет, да, княже?
– Еще не пролилось ни капли чародейской крови, – сухо ответил Угрим. – Значит, настоящей битвы пока не было.
Дальше они наблюдали молча.
По обоим берегам реки происходило вялое движение. Одни отряды менялись местами с другими. Пару раз небольшие группки всадников то с одной, то с другой стороны въезжали на переправу, провоцируя врага на ответные действия. Но штурмовать чужой берег никто всерьез больше не пытался. И латиняне, и татары старались держаться от неприятеля на расстоянии прицельного выстрела.
Передовые отряды, выставленные у переправы, напряженно следили за противником. Но близился вечер. В латинянском лагере задымились первые костерки. В татарском тылу появились шатры и палатки.
Осада Острожца продолжалась. Вернее, шла уже иная осада. Странная, диковинная, чудн
«Все-таки это надолго, – с тоской подумал Тимофей. – Быстро это закончиться не может».
Он еще не знал, насколько сильно ошибается.
Глава 6
Горы, наконец, остались позади, но и от неприветливых холмистых предгорий радости тоже было мало. Крутые, поросшие лесами возвышенности, обрывистые склоны и великое множество речушек и ручьев, от студеной воды которых сводило судорогой ноги, сами по себе затрудняли движение. А уж если руки связаны перед грудью, в шею впивается тугая петля, а по лодыжкам нахлестывают палками, каждый шаг и вовсе превращается в пытку.
Язычники обращались с Зигфридом фон Гебердорфом по-варварски. Эти желтолицые скоты не имели ни малейшего представления о благородстве и чести. Предводитель чужеземцев – вислоусый князек с карпом на гербе – демонстративно сторонился Зигфрида, как чумного. Языческие рыцари и кнехты открыто надсмехались над ним. Узкие глаза стражей смотрели на пленника с холодным презрением. Даже молчаливые слуги-носильщики, тащившие на спинах деревянные коробы с чужими доспехами, походным снаряжением и припасами, неодобрительно косились на барона и брезгливо кривили губы.
У Зигфрида имелось смутное подозрение, что причиной такого отношения к нему стало его нежелание прилюдно вспарывать себе брюхо. Что ж, греха самоубийства он на душу не взял и не жалел об этом. Однако терпеть такой позор тоже сил не было. Ярость и бешенство кипели в душе. Но то были бессильная ярость и бесполезное, пустое бешенство. Какой от них прок, если на руках – путы. «Уж прирезали бы скорее, что ли», – думал барон.
Увы, убивать его варвары не спешили. Да и выкупом, похоже, не интересовались. Язычники просто гнали Зигфрида с собой, набросив на шею веревку. Куда гнали? Зачем? Ответа на эти вопросы барон не знал. И спросить было некого. Зигфрид молчал, стиснув зубы. Зигфрид ждал подходящего момента, когда можно будет посчитаться за всё.
Диковинную постройку, высившуюся над лесистым холмом у изгиба широкой реки, он заметил, когда солнце уже клонилось к закату. Это была высокая стройная башня в несколько ярусов. Странные, нависающие друг над другом квадратные черепичные крыши-карнизы с загнутыми кверху краями создавали удивительное впечатление: казалось, будто башня парит в воздухе. Верхнюю кровлю венчал шпиль, опоясанный девятью кольцами.
К башне тянулась змейка старого тракта. Желтолицые варвары направились туда, и Зигфрид решил, что его ведут в замок князя-карпа.
Подошли ближе. Большая часть язычников разбила лагерь у подножия холма. Там же оставили коней и походную поклажу. Около полусотни человек во главе с князем двинулись по крутому склону дальше. Зигфрида тоже погнали наверх.
Подъем был тяжелым. Под ногами бугрились ненадежные остатки старой лестницы. Выбитые в земле и камне ступени осыпались от времени, и сейчас проку от них было немного. Пару раз Зигфрид оступался и падал. Его били палками, вздергивали на ноги и гнали дальше.
К счастью, всему приходит конец. Они достигли вершины холма.
На которой, как выяснилось, располагался вовсе не замок. Невысокая, полуобвалившаяся каменная ограда, даже отдаленно не напоминала крепостные стены. На земле валялись разбитые и сгнившие воротные створки. К многоярусной башне со шпилем примыкало просторное здание, поставленное на высоком фундаменте и чем-то похожее на огромный шатер. «Шатер» венчали две плавно изгибающиеся кверху кровли, в стенах зияли широкие входные проемы, судя по всему, никогда не знавшие дверей. К ограде жались еще несколько строений поменьше и попроще.