Князь-волхв. Тропа колдунов. Алмазный трон

Феодорлих и Огадай уже бросили в бой свои лучшие отряды. Отборные рыцари и нукеры (и те и другие, конечно же, спешенные: коннице по ущелью не проехать) раздвинули стрелков, прошли сквозь смешанные ряды авангарда, вклинились в толпу ассасинских воинов, рассекли ее на части, разделили, развалили, оттеснили.

Латиняне и степняки с новой силой навалились на противника, двинулись дальше, прорубая путь к воротам, вдавливая защитников обратно в крепость. Но и сейчас каждый шаг к цитадели давался великим трудом и большой кровью.

Трупы у подножия стен ложились все плотнее. А белые бесермены сражались с прежней яростью. Хотя какие там белые! Теперь не только пояса ассасинов, но и их одежды были окрашены в красное. Цвета невинности больше не нес на себе никто. Всюду сплошь был только цвет крови. Яркой, свежей, блестящей.

Наконец, наступил момент, когда Тимофей понял: крепость больше не выплескивает вовне новых воинов. Силы обороняющихся таяли. Силы, но не исступление.

Последняя, самая отчаянная сеча вскипела в воротах. Здесь в тесном проходе вынуждены были остановиться даже лучшие воины Феодорлиха и Огадая. Мертвецами оказалась завалена добрая половина арки. Еще немного – и вся она будет забита трупами под самые своды. И какой тогда, спрашивается, прок во взломанных воротах? Хотя с другой стороны… Какой прок в крепости, защитники которой заложили ворота собственными телами и уже не могут удерживать стен?

– Чего добивается этот горный старик? – никак не мог взять в толк Тимофей. – Если все его воины полягут сейчас у ворот, кто будет оборонять цитадель дальше?

– Никто не будет, – задумчиво пробормотал князь. – Старик не надеется отбить этот штурм. Он посылает своих ратников на смерть для того лишь, чтобы задержать нас.

– Зачем?!

Угрим не ответил. Князь-волхв прикрыл веки, сосредоточенно прислушиваясь к чему-то, слышимому лишь ему одному. И это явно были не звуки боя.

Угрим вдруг изменился в лице.

– Что случилось, княже? – встревожился Тимофей.

– Магическая защита! – князь широко распахнул глаза. – Она слабеет! С крепости снимают колдовской щит…

– Что?! – не поверил Тимофей.

– Бесерменскому магу для чего-то понадобилась сила Кости. Вся сила. Для чего-то иного.

– Но ведь… Уйти Темной Тропой он не сможет. Ты говорил…

– Сам нет. Но с помощью Арины – кто знает. Если она захочет помочь.

Угрим тряхнул головой.

– Ступай за мной, Тимофей. Понесешь Кости. В драку не ввязывайся и не вздумай отстать.

Дожидаться его ответа князь не стал.

– С дороги! – Угрим ринулся вперед. – Все с дороги!

Тимофей, подхватил суму с магическими кристаллами и устремился за ним.

– Князь! – вскричал где-то за спиной Феодорлих.

– Урус! Куда?! – донесся сзади оклик Огадая.

– Прочь с дороги! – зычный голос князя-волхва звучал громко и страшно.

Перед ними расступались. От них шарахались. Им освобождали путь. То ли хватало крика Угрима, то ли князь раздвигал плотные ряды еще и каким-то неприметным волховством.

Перед глазами маячил горб под алым княжеским корзно. Тимофей, вперив в него взгляд, бежал по трупам и скользким от крови камням. Пока не отставал. Странно было только, как он до сих пор не переломал ноги. Наверное, все-таки дорогу им прокладывала легкая волшба. Она же и оберегала от мелких неприятностей.

Однако под крепостными стенами, где кипела битва, и где некуда было ни ступить, ни отступить, Угриму пришлось колдовать по-настоящему. И ничто ему в этом не воспрепятствовало. Похоже, от укрывавшего крепость магического щита в самом деле мало что осталось.

Губы князя-волхва выплюнули боевое заклинание. Руки разрубили воздух. То невидимое и неведомое, что шло от его рук, обрушилось на воинов, не сумевших убраться с пути.

Людей кромсало и расшвыривало. Живых, мертвых. Латинян, татар… Вверх и в стороны летели брызги крови, осколки разбитого камня, куски металла и человеческой плоти. Князь продвигался вперед, не считаясь с потерями.

Тимофей, стиснув зубы, шел следом. Отчего-то два кристалла с Черными Костьми вдруг показались ему тяжелыми. Захотелось остановиться, бросить самоцветы, повернуться и уйти из кровавой мясорубки. Но – нельзя. Но – поздно. Коли уж взялся за гуж, коли поклялся князю повиноваться во всем…

Тимофей не отставал.

Вот и пробит проход сквозь плотный строй латинянско-татарской пехоты. А вот рассечен, разрублен, разметан и разбросан вал из человеческих тел. И сражавшиеся на гребне вала люди.

К Угриму ринулись ассасины – красные и мокрые, будто вылезшие из кровавой купели. Удар колдовского клинка снес и забросил за крепостную стену пяток бесерменских голов.

А вот и ворота! А в воротах – трупы стеной. Виден лишь небольшой просвет под самыми сводами арки. Но и там, скрючившись в три погибели, лежа и на четвереньках, отбиваются безумцы горного старца.

Угрим не остановился и не замедлил шага. Князь выбросил перед собой кулаки. Словно отпихивая что-то.