Княжич, князь

– Закончу прэдыдущую мысл’. Роду Стэпного Барса и владэтэльному Менгир-хану предложили стат’ размэнной монэтой на чужом тайном торгу. Это бесчестье. Тот, кто его задумал, очень плохо понимает нравы и устои свободного стэпного народа. Большой Совэт Конязей и Высокий Стол Дорограда будут знат’ все, что видят глаза и слышат уши Менгир-хана – а им нэт числа.

– Дорги-хан оказывает честь служителям Божиим, посвящая их в замыслы и дела властителей земных, – заметил отец Варнава.

– Мнэ доводилось слышат’ о нэком Братстве Хранитэлэй. Почтэнный Варнава нэ должен подтверждат’ или опровергат’ мои слова. Однако я нэ думаю, что ошибаюс’, занимая слух его своими речами – дэти Барса имэют острые глаза.

– Слова владетельных в любом случае не падают в пустоту.

Хозяин повернулся и окунул кончики пальцев в поднесенную прислужником чашу с водой. Пропустив между пальцами волосы редкой бородки, вполголоса пробормотал несколько слов. Гости поднялись на ноги вслед за ним, отец Варнава прочитал благодарственную молитву.

– Мои воины будут сопровождат’ вас на пути ко двору конязя Стерха.

– Возносим хвалу высокородному Дорги за его заботу, однако Господь охранит служителей своих от превратностей пути.

Хозяин оценивающе окинул взглядом молчаливые фигуры монахов. Вежливо улыбнулся:

– Тогда призову Единого присоединит’ милост’ свою к милости вэликого пророка Исы – да будут благословэнны оба! Почтэнный Варнава, нэзадолго пэрэд вами мои дозоры замэтили около дэсятка конных ратников. Они двигалис’ стэпью по обэ стороны дороги на Бэлую Криницу.

– Княже, – попросил настоятель, – да и вы, братия, не примите за обиду, подождите меня у коней.

– Навэрное, нэ стоило мнэ говорит’ этого при молодом конязе, уважаемый Варнава, – тихо и полувопросительно произнес Дорги-хан, оставшись с настоятелем наедине. – От всэго сэрдца прошу простит’ мою оплошност’.

– Высокородный Дорги не должен приносить извинений – это были наши люди. Примечался ли в том же направлении кто-либо еще?

– Нэт, почтэнный Варнава.

Выслушав и высказав в ответ еще несколько вежливых и цветистых прощальных оборотов, хозяин поклонился и вернулся в шатер. Почти сразу же оттуда выбежал прислужник, вернувшись вскоре в сопровождении одного из десятников. А когда четверка всадников наконец пропала из виду, небольшой отряд полянских воинов дружно вскочил в седла.

***

– Что скажешь, брат Илия? – нарушил молчание отец Варнава, когда кони начали подниматься на очередой холм.

Губы келейника тронула скупая улыбка:

– Что-то уж очень усердно подчеркивал Дорги-хан, что и сам он, и отец его твердо держатся руки Великого Князя Дороградского.

– Полянин в спину не ударит, но и выгоды не упустит. Однако о верности своей напоминает частенько, некоей мзды ожидая. И не обязательно деньгами. Что поделаешь – есть в них и такое. О другом я: о тех кукловодах потаенных, коих почуял и Менгир-хан.

– Простите, отче, но думается, вы не столько ответа моего ждете, сколько вслух размышляете.

– Правда твоя, и ты такоже прости меня... – отец Варнава рассеянно засмотрелся вдаль. – Скажи-ка еще вот что, брат Илия: всем ли в мире по сердцу, что Славена – едина, а не разорвана в клочья княжьих уделов, как в былые времена? Или как Вольные Тарконы ныне.

– Так же, как и не всем по сердцу молодой, но уже единый Райх Германский.

– Разумеется. Кто же и когда радовался росту чужой мощи?

– Да, отче. Мне вполне понятна враждебность тех, кто извне, но когда ненавистники силы и могущества державы находятся в ней самой – этого я понять не могу. А ведь таковые есть и у нас, и у них – видимые и невидимые. Но Славене и Германскому Райху самим Богом предназначено быть друзьями добрыми ко взаимному благу, всё наше прошлое говорит о том.

– И это для кое-кого либо сон страшный, либо удар смертельный.

– Отче, да кто же поверит, что возможный союз будет озабочен лишь тем, чтобы стать угрозой иным землям?

Отец Варнава усмехнулся невесело:

– Молод ты еще, брат Илия. Поверят. Во-первых, так тоже случается – и нередко; а во-вторых, мастера уверения уже трудятся неустанно. Для меня же самое главное в том, что союз этот понесет угрозу не столько внешним недругам, сколько внутренним – многим, как ты говоришь, видимым и невидимым. И у нас, и у них. Тем, кто обладает силой, богатством, властью, но своим, иным разумением блага державного. И враз лишит их всего. Захочется ли им такого будущего для себя? Не думаю. Что станут делать тогда? А вот над этим уже думать надобно.

Брат Илия покивал сумрачно и немного задумчиво – отчасти словам отца Варнавы, отчасти каким-то своим мыслям.

– Отче, а что это за Братство Хранителей такое, о котором поминал Дорги-хан? – подал голос Кирилл.

– Неужто допрежь не слыхал?

– Ну… Сказывали люди, что есть-де во Славене нашей витязи бессмертные, незримые да никому не ведомые, что издревле некую святыню великую охраняют и верно ей служат. Только как по мне – это сказ и есть.

– Зато сколь размыслителен сей сказ – тó приметь!

– Но много ли правды в нем?

– Отца спрашивал?

– Вестимо. А он всякий раз смеялся в ответ да по голове трепал.