Читаем Князья Ада полностью

За долгие годы службы в тени, где единственным источником света были любовь к родине и долг перед Короной, Эшер нагляделся на то, как искажает восприятие мира одержимость тем или иным делом. «Такие люди, – однажды сказал ему начальник, – видят лишь то, что хотят видеть. И убеждают себя, что опасность куда меньше, чем она есть на самом деле».

Вонь, и без того едва уловимая, окончательно исчезла, стоило ветру снова подуть с севера.

Они на западе, определил Эшер. Где-то вдоль длинной оси северного «моря».

Оставив далеко в стороне западный берег – а вместе с ним и лабиринт сыхэюаней, составлявших штаб-квартиру клана Цзо, – Джеймс направился вдоль южного края озёр, двигаясь против часовой стрелки. Под ногами чавкала мёрзлая грязь. Один раз что-то метнулось ему наперерез, и Джеймс вздрогнул – но это оказалась обычная крыса, отожравшаяся объедками до размеров молодой кошки. Здесь, вдалеке от развлекательных павильонов, со всех сторон виднелись свозимые из хутунов кучи отходов от производства мыла и бумаги, а вместе с ними – те остатки из мясных лавок, что не сгодились бы даже вечно голодным городским нищим: черепа, раковины, треснувшие рога и вываренные до голой шелухи копыта.

Зная об умении китайцев даже из самого мелкого мусора сделать нечто, что можно съесть или продать, оставалось лишь посочувствовать крысам, пытающимся отыскать в этих кучах хоть какую-то пищу.

С правой стороны берег изгибался и уходил к мосту и ещё одному городскому каналу. Лёд на поверхности воды пока что был слишком тонким и не выдержал бы человеческого веса, так что Эшер оглядел чёрную массу стен и крыш на вершине берега, выискивая ход в очередной хутун. Судя по количеству грязи и мусора, тот должен был располагаться где-то неподалёку. В соседних зарослях тростника зашуршала ещё одна крыса. Затем промелькнула третья, а следом по открытому льду пробежала и четвёртая. Луна светила так ярко, что даже крысы отбрасывали едва заметные голубые тени.

Эшер взял левее, огибая самые крупные мусорные кучи – лунный свет выхватывал жутковатые силуэты черепов и тазовых костей, – но под ногами захрустел лёд. Вода даже сквозь кожаные сапоги показалась ледяной, и Джеймс, с трудом удержав равновесие, шагнул обратно, поближе к грязи и тростнику.

Когда зима окончательно вступит в свои права, сюда наверняка сбегутся все окрестные ребятишки, чтобы покататься на льду…

Если, конечно, к тому времени напряжение между президентом и Гоминьданом не приведёт к перестрелкам.

Ветер, немилосердно щипавший его за щёки, слегка утих, и Эшер снова ощутил знакомый запашок – невзирая на холод, достаточно отчётливо.

Как минимум один из яо-куэй прятался под мостом.

Джеймс развернулся и пошёл обратно той же дорогой.

И замер, не смея вдохнуть. Весь бугристый тёмный склон, от самой водной кромки и до стен, тянущихся вдоль верхнего края, буквально кишел крысами.

Ужас ледяной рукой сдавил горло. Джеймс никогда в жизни не видел столько крыс разом. Серо-бурая масса мельтешила среди тростника, укрывая землю отвратительным бурлящим ковром. Стоило ему повернуться, крысы замерли – все до единой. Их многочисленные глаза блестели в темноте, и казалось, что холм затянут паутиной, покрытой каплями росы…

«Господи Иисусе».

Они смотрели прямо на Джеймса.

Запах Иных стал сильнее – он доносился откуда-то сзади. В лунном свете было трудно разглядеть наверняка, но, кажется, что-то двигалось вдоль берега в сотне шагов от того места, где стоял Джеймс.

Да, вот оно… нечто ростом с человека, чёрное пятно на фоне блестящей наледи… Эшер попятился назад, но тут крысы сорвались с места и устремились к нему. От мысли, что его сейчас захлестнёт эта мохнатая волна, Джеймсу стало дурно.

Но тут он вспомнил, что, получив рану – или ранив в схватке яо-куэй настолько сильно, что кровь твари попадёт в его жилы в достаточном количестве, – он и сам станет одним из Иных. «Нет. По крайней мере, до тех пор, пока в барабане револьвера есть хотя бы одна пуля».

Потому что существовали вещи и пострашнее смерти.

Джеймс поспешил к озеру – под ногами захрустел лёд, сменившийся жгучим холодом, – и прикинул, в какой стороне находится переулок Великого Тигра, уходивший на юг, к более оживлённым улицам. Яо-куэй в это время неуклюже хромал вниз по склону – он, судя по всему, прятался в другом хутуне, лежавшем дальше в темноте.

Эшер зашёл в воду поглубже – теперь та доставала ему почти до пояса. Под ногами скользил и ворочался мусор. Отчаянно стараясь не упасть, Джеймс отмахнулся от подступающих крыс посохом-алебардой.

В эту секунду яо-куэй широко распахнул пасть, полную острых зубов, бросился к нему в воду и забарахтался, размахивая когтистыми руками. Эшеру достаточно приходилось драться шестами и посохами, так что он знал, как ловчее взмахнуть алебардой, чтобы нанести как можно больший урон. Первый же удар срубил твари три четверти головы…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Вихри враждебные
Вихри враждебные

Мировая история пошла другим путем. Российская эскадра, вышедшая в конце 2012 года к берегам Сирии, оказалась в 1904 году неподалеку от Чемульпо, где в смертельную схватку с японской эскадрой вступили крейсер «Варяг» и канонерская лодка «Кореец». Моряки из XXI века вступили в схватку с противником на стороне своих предков. Это вмешательство и последующие за ним события послужили толчком не только к изменению хода Русско-японской войны, но и к изменению хода всей мировой истории. Япония была побеждена, а Британия унижена. Россия не присоединилась к англо-французскому союзу, а создала совместно с Германией Континентальный альянс. Не было ни позорного Портсмутского мира, ни Кровавого воскресенья. Эмигрант Владимир Ульянов и беглый ссыльнопоселенец Джугашвили вместе с новым царем Михаилом II строят новую Россию, еще не представляя – какая она будет. Но, как им кажется, в этом варианте истории не будет ни Первой мировой войны, ни Февральской, ни Октябрьской революций.

Александр Борисович Михайловский , Александр Петрович Харников , Далия Мейеровна Трускиновская , Ирина Николаевна Полянская

Фантастика / Современная русская и зарубежная проза / Попаданцы / Фэнтези
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее