Чех прошел по стене, которую обороняли квады. Воины стояли насмерть. Турбид крушил нападающих здоровенной палицей, которая была игрушкой в его руках. Едва кто-то из вандалов появлялся наверху, как на него обрушивался удар такой силы, что враг тотчас сверзался вниз. Богатырь перебегал с места на место, помогая своим бойцам в трудные мгновения. В какое-то время он увидел Чеха, сверкнул белозубой улыбкой, выкрикнул:
— Держимся, брат! Ничем им нас не сломить!
И снова кинулся в схватку.
Внезапно Чех почувствовал, что в сражении что-то изменилось, вроде не столь громко раздавались крики, ослаб шум, реже раздавались удары мечей. Он подошел к краю крепостной стены, выглянул наружу. Действительно, во многих местах вандалы стали отступать, на лестницах остались только самые упорные, которые никак не могли смириться с неудачей. Он взглянул на солнце и удивился: оно стояло в зените. Полдня пролетели незаметно, как всегда бывает в битвах.
Врага проводили стрелами и выстрелами из метательных машин, но больше для вида, еще в горячке боя. А потом воины опустились на помост, поснимали шлемы, вытирали обильно лившийся по лицам пот, расстегивали и клали рядом панцири и кольчуги, многие сняли рубашки и отирались ими, подставляя тело прохладному ветерку.
— А что, центурион, — спросил один из воинов, — не полезут вандалы во второй раз?
Чех вспомнил только что виденные горы трупов под стеной, ковылявших и понуро бредущих вандалов, свез толстые губы в презрительной ухмылке, ответил:
— Мы им задали такого жару, что не скоро очухаются…
И, действительно, враг целых два дня не проявлял активности, а на третий пошел на приступ. Причем не с утра, а почему-то с обеда. Сказать, что его нападение было неожиданным и внесло какое-то расстройство в оборону крепости, было нельзя; противник был встречен во всеоружии. Но какое-то время недоумение испытали, пожалуй, все защитники: стояла жара, сражаться было неимоверно трудно, особенно вандалам, проживавшим на севере и к ней не имевшим привычки, да еще вдобавок им приходилось карабкаться по крутым лестницам, имея на себе защитное вооружение…
Впрочем, приступ был непродолжительным, хотя и яростным. Не сумев прорвать линии обороны, вандалы отступили. Аврелий тотчас собрал центурионов, сказал озабоченно:
— Враг что-то замышляет. Поэтому будьте настороже.
— А что он может предпринять? Новый штурм? — спросил Тибул.
— Не исключаю. Дескать, противник, то есть мы, подумает: повоевали — и хватит на сегодня, во второй раз не пойдут, можно расслабиться, отдохнуть. А мы тут как тут!
— Возможен ночной приступ? — спросил Чех.
— Вполне. Будьте особенно бдительны!
Аврелий оказался прав. Ночь выдалась темная, небо было затянуто низкими облаками, ничего не видно в нескольких шагах. Воины жгли факелы, но они освещали лишь верхнюю часть стены, а дальше — мгла, жуть.
Врага не увидели, а услышали, хотя вандалы и подкрадывались очень тихо. Тотчас часовые ударили в железки, спавшие рядом на земле воины вскочили и быстро взбежали на площадку крепостной стены. От того, что увидели они, даже у самых храбрых по спине пробежала дрожь. Все пространство перед ними было заполнено внезапно вспыхнувшими факелами, которые двигались, перемещались; врагов была тьма-тьмущая, они разом издали воинственные крики и бросились на приступ.
По ярости и ожесточению прежний штурм не шел ни в какое сравнение. Казалось, врагов не страшило ничто, они буквально наседали друг на друга, стараясь дотянуться до римских воинов, бились до конца, пока их не низвергали вниз. Чех метался от одного места к другому, подбадривал, помогал свежими воинами, порой вмешивался в схватки сам. А враг напирал и напирал, и, казалось, не будет этому конца…
Внезапно он увидел, как на противоположной стороне крепостной стены, там, где, как он знал, оборонялся центурий Тибула, словно в каком-то бурном потоке, заметались, закрутились факелы, оттуда донеслись бешеные исступленные крики, которые переросли в какой-то протяжный, жуткий, стонущий рев. «Вандалы прорвались», — холодея внутри, понял Чех, но он ничем помочь не мог, ему самому лишь бы отбить нападение врагов. Там должен быть Аврелий, у него запасной отряд, он должен исправить положение.
Теперь внимание Чеха было раздвоено: он по-прежнему следил за линией своей обороны, но постоянно оглядывался, стараясь понять, что творится на участке Тибула. Долгое время невозможно было ничего понять, скопище факелов колебалось то в одну, то в другую сторону. Но вот наконец стало видно, как они потекли по стене. Значит, воины Аврелия стали одолевать варваров; вот они поднялись наверх, и Чех понял, что положение на этом участке обороны выправлено, враг сброшен со стены.