Князья веры. Кн. 2. Держава в непогоду

* * *

Михаил вскоре разыскал Ксению у ведунов и бежал к ней каждую свободную минуту от дворцовых дел. Тогда они уходили в сад за домом, сбегающий к реке, и до утренней зари сидели на берегу под яблоней. Ксения возвращалась под утро хмельная от счастья. Катерина ни о чём её не спрашивала, провожала в светёлку и укладывала спать. А у Ксении и во сне продолжался медовый месяц.

Но вскоре Ксения уехала к своим родственникам и поселилась у дяди, Ивана Фёдоровича Годунова. И Катерина несколько месяцев не видела её и даже ничего не слышала. Да и не до того было.

Лишь только по Москве прошёл слух о том, что бояре и духовенство тянут на патриарший престол Филарета Романова, жизнь Катерины круто изменилась. Случилось сие вечером в день Исаакия, когда змеи собираются поездом и ползут на змеиную свадьбу.

Примчал Сильвестр домой из торговых рядов с Красной площади, лица на нём нет. Да и злой, не говорит, а шипит, как змей. И подступил к Катерине, шпынять и придираться стал:

— А ну показывай, что у тебя на трапезу приготовлено! Да говори, зачем утром на Воробьёвы горы поднималась!

— Любый мой, чем я тебе досадила, чем не угодила? — спросила. — На Воробьёвых я ноне не была, а брашно твоё любимое в печи.

— Господи, и она ещё ужом вьётся! — пуще прежнего взорвался Сильвестр. — Эх, Катерина, Катерина! Змея ты и есть, в день Исаакия на свадьбу ползущая. Сколько лет миновало, а князь Фёдор Романов всё тебе мил, всё лелеешь его. Так ведь нет же князя, есть монах Филарет! Монах, не боле! — зло кричал Сильвестр, бегая из угла в угол по горнице. Да вдруг споткнулся и чуть не упал, а под ногами чисто. В другой конец побежал и снова споткнулся, нечистую силу вспомнил недобрым словом, которая, по его пониманию, за Катерину встала. И невдомёк ему было посмотреть на дочушку Ксюшу, которая в уголку на лавочке за опечьем палочки перекладывала и шептала слова вещие. А как на третий раз споткнулся и Катерина удержала падающего Сильвестра, догадался он, откуда идут каверзы, и на малышку замахнулся. Но рука так и зависла в воздухе. Лишь крикнул Сильвестр: «Да я тебя!»

Тут уж Катерина Ксюшу заслонила. И посмотрела на мужа гневно.

— Господь с тобой! Остудись!

— Да како же смеет дитя своего кровного в стыд вводить?!

— Заступница! Да не против батюшки, а зла поборительница. — И Катерина взяла девочку на руки.

Сильвестр ещё не остыл от негодования на Ксюшу и Катерину. А они смотрели на него ласково и непорочно. Лед в его душе растаял, гнев улетучился, и он глянул на них мягко. Увидел, что Ксюша к нему тянется, взял её на руки, к груди прижал.

— Ишь, какие вы голубицы у меня. Да того не знаете, что дедушке нашему худо, что возникли козни сатанинские на его пути.

— Ты голоден, любый, брашно ждёт тебя. — Катерина смотрела на мужа внимательно, а чтобы успокоить, сказала: — За батюшку Гермогена не болей. Вместе помолимся и беду отвратим.

Как не поверить Катерине, многажды показавшей мудрость и силу свою. Но Сильвестр хотел знать сей же час то, что будет с его любезным поборником по православной истинной христианской вере, твёрдым адамантом и стоятелем против врагов.

— Козней не терпит он, да не ведает, как против них бороться. И потому не молиться нужно, а злочинцев изводить!

— Да полно, любый. Ты что-то рьяный стал. Отче владыко и сам никогда низостью врагов не брал. Будем ли мы изводить их супротив его естества? Идём же, я тебя попотчую. — И ушла в кухню-трапезную, где стояла большая русская печь. Она подавала на стол блюда, сама продолжала разговор: — Царю-батюшке Романов на дух не нужен. Не духовник государю Филарет, а супротивник. И остатнее слово за государем, кому быть первосвятителем всея Руси. А по-другому и не быть.

— Эка баба несведая! — воскликнул в сердцах Сильвестр. — Ноне за боярской Думой сила и власть! А царь — при ней!

— Нутра ты Васильева не знаешь, любый. Он же Шубник. Где в лисьей шубе под плисом покажется, а где и в волчьей нагольной явится. Он и рыбы наловит, и ножек не замочит.

— Ой, Катерина, у тебя на всё ответ есть. Выходит, вскую хлопочем? Нет, сие не по мне!

— Ан не так. Ничто попусту не пропадает. — Катерина взяла у Сильвестра с рук Ксюшу, села напротив.

— Тебя послушать, так всё гладко бежит, — не успокаивался он.

— Всевышний видит, кому дать, у кого взять. Ты вот про чёрный сговор баял тыдень назад. С него и пошло мужание Шуйского: Дума Думой, а царь царём. Бояре ему — Филарета, а он себе — Гермогена. И не отступит! — Катерина всё укладывала рядочками загадки-узорочье, которым она играла легко и просто. Да попробуй угадай, куда другой рядок ляжет. Ан никуда не денешься, ежели хочешь понять, разгадывай. «Родными жертвами назвал князь Михаил Скопин заговорщиков», — тоже загадку вспомнил Сильвестр и тут же пришёл на память заговор против Бориса Годунова: всё те же лица. «И Романов род столпом сговора. Одно и остаётся Шуйскому: адамантом встать», — размышлял Сильвестр, слушая разумную речь Катерины.

— И посохом стукнет об пол государь, когда придёт час своё последнее слово сказать, — поднося Сильвестру ковш с медовухой, продолжала Катерина.