Книга 2

* * *

Если где-то в чужой незнакомой ночиТы споткнулся и ходишь по краю,Не таись, не молчи, до меня докричиЯ твой голос услышу, узнаю.Может, с пулей в груди ты лежишь в спелой ржи?Потерпи — я спешу, и усталости ноги не чуют.Мы вернемся туда, где и воздух и травы врачуют,Только ты не умри, только кровь удержи.Если ж конь под тобой, ты домчи, доскачи

Конь дорогу отыщет буланыйВ те края, где всегда бьют живые ключи,И они исцелят твои раны.Где ты, друг, — взаперти или в долгом пути,На развилках каких, перепутиях и перекрестках?!Может быть ты устал, приуныл, заблудился в трех соснахИ не можешь обратно дорогу найти?..Здесь такой чистоты из-под снега ручьи,Не найдешь — не придумаешь краше.Здесь цветы, и кусты, и деревья — ничьи,Стоит нам захотеть — будут наши.

Если трудно идешь, по колено в грязиДа по острым камням, босиком по воде по студеной,Пропыленный, обветренный, дымный, огнем опаленный,Хоть какой доберись, добреди, доползи.

* * *

Чту Фауста ли, Дориана Грея ли,Но чтобы душу дьяволу — ни-ни!Зачем цыганки мне гадать затеяли?День смерти называли мне они.Ты эту дату, боже сохрани,

Не отмечай в своем календаре — илиВ последний час возьми и измени,Чтоб я не ждал, чтоб вороны не реялиИ ангелы чтоб жалобно не блеяли,Чтоб люди не хихикали в тени,Скорее защити и охрани!Скорее! Ибо душу мне ониСомненьями и страхами засеяли.Немногого прошу взамен бессмертия:Широкий тракт, да друга, да коня.Прошу, покорно голову склоня,

В тот день, когда отпустите меня,Не плачьте вслед, во имя милосердия!

РОМАН О ДЕВОЧКАХ

Девочки любили иностранцев. Не то, чтобы они не любили своих соотечественников. Напротив… Очень даже любили, но давно, очень давно, нет, лет 6–7 назад. Например, одна из девочек — Тамара, которая тогда и вправду была совсем девочкой, любила Николая Святенко, взрослого уже и рослого парня, с двумя золотыми зубами, фантазера и уголовника, по кличке коллега.

Прозвали его так, потому, должно быть, что с ним всегда хорошо было и надежно иметь любые дела. В детстве и отрочестве Николай гонял голубей, подворовывал и был удачлив. Потому что голуби дело опасное, требует смекалки и твердости, особенно когда «подснимаешь» их в соседних дворах и везешь продавать на «Конку» с Ленькой Сопелей — от слова сопля, кличка такая. Сопеля — компаньен и одноделец, кретин и бездельник, гундосит, водку уже пьет, словом — тот еще напарник, но брат у него на «Калибре» работает. И брат этот сделал для Леньки финку с наборной ручкой, а лезвие из наборной стали, из напильника. И Ленька ее носит с собой.

С ним-то и ездил коллега Николай на конку продавать «подснятых» голубей, монахов, шпанцирей, иногда и подешевше — сорок и прочих — по рублю, словом, как повезет. А на рынке уже шастают кодлы обворованных соседей и высматривают своих голубей, и кто знает — может и у них братья на «Калибре» работают, а годочков им пока еще до шестнадцати, так что больших сроков не боятся, ножи носить — по нервам скребет, могут и пырнуть по запарке, да в горячке.

— Сколько хочешь за пару?

— 150.

— А варшавские почем?

— Одна цена.

— А давно они у тебя? — И уже пододвигаются потихоньку и берут в круг и сплевывают сквозь зубы, уже бледнеют и подрагивают от напряжения и предчуствия… Уже мошонки подобрались от страха-то, и в уборную хочется, и рученки потные рукоятки мнут.

Вот тут-то и проявлял коллега невиданное чутье и находчивость. Чуял он — если хозяева ворованных голубей. И тогда начинал подвывать, пену пускал, рвал от ворота рубаху и кричал с натугой, как бы страх свой отпугивая.