Книга 4. За семью печатями

– Ты в… рот замолчи! Вместо сёмги и угря ты сейчас коровий навоз у нас жрать будешь! – размахивая палкой, стал подступать ко мне коренастый очевидно самый решительный и сильный.

– Может, вы мне объясните, за что? – попытался я остановить нападающего. – Вы же меня впервой видите! – перешёл я на местный жаргон.

– Ты, гнида, у Добрана жируешь? К девкам его прикатил! Мы тебя сейчас поставим, как надо, и покажем им, кто ты есть на самом деле! Жри навоз, курва!!! Или убьем тебя тута и навозом засыплем!

Боковым зрением я увидел, что у одного из нападавших в руках «мыльница». Похоже, парни не шутили. Мгновенно развернувшись, я схватил в руки свою лопату и тут же, не задерживаясь, изо всех сил огрел ею между глаз коренастого. Не глядя на рухнувшего камнем парня, я прыгнул к другому и вонзил ему черенок точно в пах. Схватившись за промежность, парень, вопя не своим голосом, стал кататься по снегу. В этот момент на меня обрушилась дубинка третьего. Удар пришёлся мне вскользь по щеке и плечу. Каким-то чудом мне удалось увести в сторону от дубья голову. Это-то меня и спасло. В ярости, не думая о последствиях, я тут же вонзил острие лопаты, замахнувшегося для нанесения второго удара, в лицо нападавшего. Лопата рассекла щёку, заодно и нос. Брызнула кровь. Парень с воплем покатился по снегу. Инстинкт заставил меня мгновенно оглянуться. К месту побоища, увязая в снегу, бежали ещё трое. Я крутанул ушибленным плечом. Рука повиновалась. Наклонившись, я подобрал оружие нападавших – две крепкие берёзовые палки.

– Ну, господа поморы, теперь посмотрим, кто кого, – выскочил я из снега на утоптанную бураницу.

В этот момент троица оказалась совсем рядом.

– Ты что с ними сделал? – заорал на меня самый рослый.

– Выживут! – огрызнулся я.

И, оказавшись рядом с подбежавшим, тут же обрушил на него свою палку. Шапка полетела в сторону, вылетела из рук и его дубинка. А сам парень, завалившись на бок, схватился обеими руками за голову.

– Не симулируй! – пнул я его для порядка. – Не так сильно я тебя ударил, как ты здесь корчишься.

– Ребята! Да он ненормальный! Его из ружья брать надо! Иначе всем нам «крышка»! – заорал самый молодой и трусливый, обращаясь к идущим по буранице местным подонкам. Я подсчитал, их было уже пятеро.

«Откуда они все берутся? Вроде никого не было. И вот на тебе – появилось целое войско!»

Услышав голос трусливого, парни остановились

– Если хоть один из вас пойдёт за стволом, я убью их всех,– показал я на корчившихся в разных позах неудачников. – Этим вот двум нужна срочна медицинская помощь, – показал я на рассечённого лопатой и держащегося за промежность.- Подойдите, положите их на нарты и драпайте до медпункта. А ты давай, вставай и покажи своим пример, – пнул я снова испуганного симулянта. – Вы меня поняли?

– Поняли! – раздались голоса молодых придурков. – Тебе тоже надо в больницу. У тебя вона вся щека в крови! – раздался участливый голос трусливого.

Я молча отстегнул груженые нарты, завёл «буран» и поехал назад к дому. Левая рука еле повиновалась, кровь с рассеченной щеки залила полу телогрейки.

«Прав был Добран Глебыч, поморские парни на самом деле бешеные, – рассуждал я про себя. – Надо же, как налетели! Днём! Интересно, как они узнали, что моя персона в посёлке? Кто-то увидел, как я вожу навоз? Но как они поняли, что это именно я? Неужто это дело рук Дашуньки? Конечно, это она, больше некому. Кого-то эта стервочка предупредила».

Не успел я въехать в деревню, как навстречу мне выскочил из-за поворота снегоход Добрана Глебыча. Увидев меня всего залитого кровью, старейшина бросился ко мне.

– Ты как? – в глазах у него было бешенство.

– Как видишь, живой! – засмеялся я. – То, что щека рассечена, сам виноват – пропустил!

– Сколько их было? – лицо у Добрана Глебыча стало холодным и суровым.

– Сначала трое, потом ещё трое. А потом прибежало пятеро! И все с палками.

– Сукины дети! – взревел ужасным буйволом князь-старейшина. – Я же их там всех похороню!

– Стой-стой! – вцепился я в него. – Поедем домой! Им досталось так, что меня могут и того…

– Что того?

– Арестовать за нанесение тяжких телесных.

– Так всё-таки ты в долгу не остался! Тогда молодец! – хлопнул меня по здоровому плечу поморский Илья-Муромец. – Тогда давай скорее домой. Иначе кровью истечёшь. А насчёт ареста не беспокойся. Наши люди «сор из избы не вынесут». Если что участковый и узнает – не беда. Он тоже из нашенских. Тем более ты защищался. И их было полдеревни. Пускай теперь эти хлопцы ко мне летом попробуют нагрянуть! Всех в Мезень поскидываю! Будут у меня мокрыми курицами прощения просить.

– У тебя-то почему? – удивился я.

– Да потому, что они, напав на тебя, меня оскорбили. Ты же мой друг и гость. Понял?!

– Понял, – кивнул я, заводя «буран».

Когда мы подъехали к избе Ивана Фёдорыча, он и его жена о случившемся уже знали.

– Боже мой! – увидев меня, запричитала тётя Маша. – Что они с тобой сделали! Боже мой, кровищи-то сколько!! Скорее в медпункт и наложить швы, иначе будет шрам.

– Никакого шрама не будет! – успокоил я её.