Книга для маленьких девочек и девочек постарше, про фей, лесных жителей и не только

Светит месяц, светит ясный,

Светит белая заря.

Осветила путь дорожку

Мне до милого двора.

Маленькая кикиморка появилась на свет ранней весной. Откуда? Да кто ее знает. Но вероятнее всего из какой-то чепухи. Возможно, из горстки прошлогодней листвы или из сломанной веточки, еловой шишки, лужи на обочине лесной тропинки или болотной тины. А может быть из весеннего кваканья лягушек или от дуновения теплого ветерка. Поэтому и получилась она, как ни крути, так себе — полная безделица! Неряшливая, некрасивая, невоспитанная. Нос острый, волосы торчат во все стороны, глаза большие, мутные, руки длинные, ноги короткие. Да и характер тоже не сахар. Вредная, непоседливая, не воспитанная. Ну и что взять с ребенка если у него нет ни мамы, ни папы. Одним словом — беспризорница. Ее никто не любил, и она никого не любила. Своими проделками, шкодами, да пустой болтовней она весь лес измучила. Пока была весна, да лето — резвилась в лесах, полях и на болоте. Мухоморов, комаров, да слепней здесь всегда полно. Вот и сыт ребенок. А уютная кроватка в густой траве была готова ей под каждым кустом. Но вот лето прошло. Наступила осень. Маленькая кикиморка куталась в старую, рваную накидку, чтобы хоть чуть-чуть согреться и спрятаться от всепроникающего дождя. Особенно одиноко и холодно было по ночам. Пронзительный ветер пронимал до костей. По утрам на лужах начал появляться лед. Ее длинный носик совсем заострился, глаза потухли, волосы, всегда торчавшие в разные стороны, повисли как пакля. Однажды, когда выдалась особенно ненастная ночь, ежась под порывами ветра и хлещущими, холодными струями дождя со снегом, маленькая кикимора поняла, что больше не может оставаться на болоте, и пустилась в путь. Она долго брела, сначала по хлюпающей болотной жиже, потом по мокрому ковру из опавших листьев, и по чавкающей грязи. И совсем уж решила, что смерть к ней пришла, да месяц осветил ей дорожку и довел до окраины деревни. К этому времени она уже была чуть жива от холода и голода. Прокралась к ближайшему дому и заглянула в притягивающее, теплым, желтым светом окно. В комнате молодая женщина, склонилась над шитьем. Что-то кольнуло Кикимору в самое сердце, что-то теплое, ранее ей не ведомое шевельнулось в нем. Родным и близким пахнуло на нее из окна, и она почувствовала, что нашла свой дом. А там в комнате, к хозяйке подошел кот, и потерся об ее ноги. Женщина встала, и стало понятно, что она ждет малыша. Одной рукой она поддерживала свой округлившийся животик. Кот, подняв хвост трубой, направился к двери. Женщина пошла за ним. Скрипнула дверь, и теплый свет осветил крыльцо. Кот, важно вышагивая, выплыл на улицу и вдруг нос к носу столкнулся с кикиморой. Оба от неожиданности выгнули спину дугой, и страшно зашипели друг на друга. Затем, кот с воем похожим на свисток у вскипевшего чайника отпрыгнула в темноту, а взъерошенная кикимора, тихонько прошмыгнула в дверной проем. Раздался мужской голос: «Что там случилось? Кто там?» Встревоженная женщина выглянула на улицу и только пожала плечами: «Никого!» И поплотнее закрыла дверь. Кикимора никем не замеченная, тенью пролетела по комнате и спряталась в темном чулане, за большим, пыльным сундуком. Здесь и будет ее дом, решила она и устроилась поудобнее, по ходу дела выгнав жившего там паучка. Так началась ее новая жизнь. С котом у нее установились холодные отношения. Он демонстративно игнорировал ее, а она воровала у него рыбу и лакала молоко из миски. Кот шипел, но в драку не вступал. Брезгливо обходил ее стороной. А хозяева в толк не могли взять, что с котом твориться. Даже к ветеринару его носили. Но врач сказал, что кот здоров, и только посоветовал давать ему побольше сметаны.

А кикимора обжилась и начала хулиганить. То муку рассыплет, то соль. Под руку хозяйку или хозяина подтолкнет, чашку разобьет, чай разольет. Нитки у пуговиц подгрызала. Отстригла клок волос у хозяина. Выла в печной трубе, да так страшно, что сама пугалась и всю ночь не спала, дрожа от страха. Стучала кочергой. Кот крайне неодобрительно смотрел на ее проказы и только фыркал от недовольства.