Книга драконов

Линеар не были поэтом. Поэтом была Брайар – безудержная, раскованная Брайар со своими словами, страстью и хладнокровием. Она была и солнцем, и вихрем, взрывом дикой энергии, которую было нельзя и не нужно сдерживать. Она вошла в размеренную жизнь Линеара-госслужащего как гром среди ясного неба, и Линеара унесло в радости и буйстве. Брайар не боялась сказать что-то неправильно, и Линеар в ее присутствии теряли этот глубоко укоренившийся страх. Брайар писала стихи о пороках планетарного правительства. И эти стихи пользовались успехом. А когда успех стал чересчур велик, за Брайар явились люди в форме. И за Линеаром тоже.

Подстрекательство к мятежу каралось смертью через утопление. Однако судья был великодушен и предложил смягчить им приговор – назначить каждому по десять лет ссылки, если они покаются. Брайар отказалась. Она никогда не шла на компромиссы.

– Подумайте о своих семьях, – сказал судья. – Подумайте о родителях. – И Линеар, испугавшись водных глубин, отреклись от своих слов. Раскаялись. Они произнесли речь, которую транслировали повсюду, и осудили все, что говорили прежде, все свои нескладные стихи. Для этого им дали готовый текст, который содержал все, что требовалось сказать.

Порой, когда Линеар не могли спать по ночам, они просто лежали без движения на своей ссылочной койке и представляли, как воды смыкаются над их лицом. Представляли, как их легкие наполняются холодной жидкостью, стискивающей несчастные органы Линеара, пока те пытались вырваться на свободу. Представляли, как выглядело лицо Брайар под водой, как оно исказилось, а потом вдруг замерло. Им нравилось представлять, будто их возлюбленная погибла гордой и дерзкой, но одиночество и ощущение незнакомого окружения давило на их разум и тело, пока наружу не вырвались черные мысли, заполонившие затем все сознание.

Когда расстройство от второго разговора с Яре отступило и буря внутри Линеара сменилась мягко плещущимся приливом, они задумались над тем, чтобы вернуться к богу и потребовать ответов о том, что случилось тогда в воде, в самом конце. О чем думала Брайар? Ненавидела ли она Линеара за то, что они сделали, бросив ее умирать одну? И боялась ли она, когда ее сердце остановилось и сознание померкло навсегда?

Но они не стали взывать к богу, хотя теперь знали, как это сделать – с помощью сожжения, подношения. Может, бог и не знал ответов. А может – что еще страшнее – знал. И мог сказать Линеару правду. Вот и все.

Когда Линеар наконец призвали Яре, дракон заговорил с ними в третий и последний раз. Это произошло за неделю до годовщины их прибытия на планету. За неделю до дня, когда Линеару полагалось отправить ежегодный отчет, чтобы заверить своих надзирателей в том, что с проектом все хорошо. Однако хорошо было не все. Хотя Линеар заметили это не сразу, их разум был объят печалью, а тело пронизывала меланхолия. Они проводили свои дни в оцепенении, которое притупляло их чувства и не давало замечать протекавшие вокруг перемены. Ко времени, когда они вырвались из этого уныния, небо вернулось к своему ярко-фиолетовому оттенку, в который было окрашено в день первого прибытия сюда людей. Будто гобелен изменений, сплетенный Яре, вдруг взял и распустился.

Линеар выбрались из-под своего купола. Кристаллы тоже переменились. Если раньше они лишь слегка выдавались из земли, не выше обычной травы, то теперь достигали человеческого роста и возвышались будто лес светящихся шипов, среди которых Линеару пришлось пробираться, не веря собственным глазам. Кристаллы словно демонстрировали иммунную реакцию планеты, словно она отторгала захватчиков, которые пытались трансформировать планету изнутри. Неужели 9Xcil-5L восстала против них?

На побережье Линеар обнаружили, что океанские воды были спокойны, их лишь колыхала знакомая слабая рябь. Линеар наклонились над водой, окунули перчатку своего скафандра в прибой и позвали Яре.

Ничего не произошло. Разумеется, нет.

Линеар вернулись к куполу. Им требовался прах, а инородные кристаллы стали слишком велики, и их было не собрать. Линеар страшились самой мысли о том, чтобы вырвать это чудище из земли. Возможно, они пошли бы на такой шаг, будь Линеар сами гигантом, но кто знает, как кристаллы сумеют отомстить теперь?

Сжечь Линеар могли только одну вещь. Единственную, что у них имелась. Линеар достали свой журнал из шкафа и положили его на лабораторный стол. Он был не из настоящей бумаги, но и целлюлоза тоже могла гореть. В нем содержались все наблюдения Линеара, все мысли и чувства за целый год, вносимые сначала с усердием, потом вполсилы, когда как. Но Линеар вели его, невзирая ни на что, записывали туда всю свою жизнь.

Они зажгли горелку и поднесли ее к черной обложке.