Книга дворцовых интриг. Евнухи у кормила власти в Китае

Но вот некий муж, ящеру уподобясь, вознамерился потрясти столп, что выкован из железа. Схожий с воробьем, словом, с мелкою птахой, он возмечтал научиться полету громадного грифа[47]. И тут дух смерти вдруг заполнил все небо, добронравные души приникли к земле, даже демоны у Девяти Истоков[48] зарыдали в ночи, а иней, в шестую луну появившись ясным днем, взлетел вдруг к самому небу. Неоглядная и бескрайняя наша вселенная вмиг превратилась в мир печали и скорби, где царит лишь долгая ночь и нет ни единого ясного дня. Тут люди свои языки прикусили, будто кто-то их стиснул клещами, а ноги бредущих по дорогам людей вдруг тяжелыми стали, малые дети внезапно притихли, замолкли. За пять-шесть лет все вокруг погрузилось во мрак беспросветный, жизнь людей потеряла вкус животворный. Возник мир тревоги и страха, мир кошмарного сна.

Но сердце Неба человеколюбиво, а стихию Ян наполняет ясная святость. Потому и опасность, вдруг появившись, в конце концов исчезла, и, подобно грому, родился дух героизма. Его грозовые раскаты прокатились по небу, пробуждая людей от сна или спячки. Седовласый старец — небесный Тяньгун[49], разве он не захочет стать таким человеком-героем?

Когда в мире является сотня людей, подобных евнуху Вэю, они тут же вносят великую смуту, путая верность и лживые чувства. Но даже когда появляется лишь один Вэй Чжунсянь, он порождает суд вселенский, в коем честность борется с ложью! И он может длиться тысячу «сроков осенних». К счастью, темное пламя ныне погасло, рассеялся дым, кости людей разомкнулись, а их плоть встрепенулась. Во мгновенье вся унылая пышность, все тревоги, рожденные гибельным духом, — все это нашло свое завершение и свое воздаяние. Да! Вэй Чжунсянь жалости никакой не достоин. Он лишь с виду похож на «верного и мудрого» мужа — чжунсяня[50], а потому о нем вспоминать все равно, что во сне вещать о приснившейся грезе!

Праведник из Чанъани, узнав про жизнь Вэй Чжунсяня от начала ее до конца, решил подробно изложить все деяния его: постыдные и мерзостные, вызывающие ужас и гнев, душевную боль и острую жалость. Он представил их в «двух снах» — Светлом и Темном, показав их чудовищный образ, дабы пробудить добрые чувства у тех, кто слышал об этих деяниях или видел своими глазами. Показав людям портрет евнуха Вэя, Праведник произнес слова отрезвления, обращенные к авторам всех «вольных историй»[51]

. Это значит, что ныне и впредь сыны страны Хуасюй[52] смогут возлежать высоко, то бишь находиться в блаженном покое.

Юаньцзю, Дровосек с гор Яньшань, написал сие в Павильоне Одинокого Прозрения, в шестую луну года учэнь.

Сны Тёмный и Светлый, мир предостерегающие

Вступление.

Ворон златой на запад летит,На востоке встает луна.За сотни лет сменялись тени и свет,А в радостях лишь горечь одна.Люди не ведают — о, как глупы!

Что они пребывают во сне.Тьма деяний творится вокруг,А главу повернешь — пустота!

Говорят, что жизнь человека в этом мире — это один огромный сон. Все люди, будь то ваны-князья или знатные хоу, полководцы, министры или служилый народ — все они пребывают во сне. Просторы земные, то бишь горы и реки, павильоны в садах или башни — это также лишь разные образы сна. Что до славы людей или их прозябанья, их взлетов иль погруженья в пучину, оскудения или размаха, долголетия и краткости жизни — это тоже явления сна. Измененными видами сна бывают и внезапные встречи иль расставания людей, их чувства, как то: плач иль заливистый смех.

В древности жил государь Хуан-ди (Желтый Владыка)[53]

из рода Сюаньюань. Однажды он белым днем почивал и, уснув, оказался в стране Хуасюй. Там увидел людей: не богатых, не бедных, не клеветали они и не льстили, проявляя во всем свою доброту и достойность в поступках, а также равенства меру. Хуан-ди, пробудившись, ощутил чувство радости и довольства. И тогда он решил в Поднебесной исправить правление, сделать так, как оно существует в стране Хуасюй. Этот сон так и назвали: «Сон Хуасюй».

Иллюстрация к поэме Ван Чжихуаня (VIII в.) «Поднимаюсь на Журавлиную башню».

Был владыка другой — чуский Сян-ван. Как-то вместе с сановным мужем Сун Юем[54] он путешествовал в Ушаньских горах. Там он уснул, прислонившись к столу, и во сне увидел прекрасную деву, красоты несравненной. Она явилась пред ним в украшениях из нефрита и яшмы, видом прелестна, очарованья полна, грациозна в движеньях. Ван спросил незнакомку:

— Кто ты, дева?

— Я фея с гор Ушань, то бишь с Ведьминых гор, — ответила дева. — По утрам, вечерами я обычно бываю на Янтайской площадке. Нынче вы, государь, посетили эти места, и я, ваша прислуга, готова разделить с вами ложе.