Я начинаю рыдать, причем так отчаянно, что не в состоянии встать на ноги. Легкая водяная взвесь покрывает лицо и волосы. Водный путь. Я сворачиваю туда и замечаю вдали отблески пожарных шлангов – это мифические гидры противостоят огненному дыханию драконов.
Но одновременно дым становится плотнее и более вязким, я тону, задыхаясь, в липком тумане и не могу найти выхода. А сухопутный путь – это не что иное, как дорога в ад. Я в ловушке.
Столб дыма раздваивается, точно дерево под топором лесоруба, и ко мне направляется еще один монстр. Лицо у него залито кровью.
И монстр этот выкрикивает мое имя.
Я встаю на ноги, он притягивает меня к себе, поддерживая обеими руками мою голову, и целует в губы, словно желая поделиться со мной кислородом из собственных легких.
И в этот момент я вдруг вижу выход. Другую жизнь.
После
Когда я открываю глаза, вокруг все белое, такое ослепительно-белое, что я вздрагиваю. Передо мной неподвижные, находящиеся не в фокусе предметы, окруженные сиянием.
Первое, что я замечаю, – это боль.
Голова настолько тяжелая, что ее невозможно повернуть, и она сама по себе пульсирует. Горло – узкая полоска пустыни. Чтобы открыть глаза, нужно приложить титанические усилия.
Но разве можно умереть и одновременно чувствовать боль? Хотя никому не ведомо знать, что ждет нас в инобытии. Возможно, там нет ничего, кроме боли.
Но тут свет становится не таким ослепляющим, как будто разом затенили все лампы. Когда глаза потихоньку приспосабливаются, я вижу, что окно занавешено. Расплывчатые предметы – это, оказывается, стул, раковина, ножка больничной кровати. А потом я слышу голос Брайана:
– Тебе лучше?
Рука Брайана, очень теплая, сжимает мою. Его лицо возникает в поле зрения, словно кровавая луна – знакомая, но нежданная.
Он улыбается, в его глазах стоят слезы, и я понимаю, что ему, как и мне, трудно найти нужные слова.
– Ты была ранена, – наконец произносит он. – Пришлось провести хирургическую операцию, чтобы уменьшить давление на мозг.
Осторожно подняв руку, я обнаруживаю, что моя голова полностью забинтована. Я пытаюсь сохранять спокойствие, но в глубине души мне безумно страшно. Брат рассказывал о тяжелых последствиях травм головного мозга. Так, один рабочий упал со стремянки и потом не проснулся. А маститые профессора, страдающие припадками, теряют способность самостоятельно одеться. Мозг, по словам Кайрана, – загадочный и своевольный орган. Никогда не знаешь, что он может выкинуть.
Стук в голове получает свое объяснение. Я пытаюсь вспомнить, что случилось, где я нахожусь и где находилась.
Уайетт.
Египет.
Авиакатастрофа.
Я хочу повернуть голову, из глаз сыплются искры – такая дикая боль. Тогда я просто вращаю глазами, чтобы осмотреться. Но вижу лишь Брайана, словно он истинный север, а я – стрелка компаса.
Неужели я все это выдумала?
Быть может, и Египет, и гробница привиделись мне в лихорадочном бреду? Быть может, это всего-навсего активация синапсов под инструментом хирурга?
При этой мысли хочется плакать. Я закрываю глаза, одинокая слеза катится по щеке.
– Все хорошо, – успокаивает меня Брайан, еще крепче сжимая мою руку. – Теперь все будет хорошо. Я с тобой.
Мои губы выдавливают всего одно слово, рвущееся наружу.
– Мерит, – шепчу я.
– Она дома. С Кайраном. Она в порядке, – говорит Брайан и после секундной заминки добавляет: – Когда мне позвонили, я решил, что в первую очередь должен увидеть тебя.
Чтобы убедиться, что я не подключена к аппарату жизнеобеспечения, не искромсана на куски, не обгорела до неузнаваемости?
Я пытаюсь вспомнить, но в голове лишь яркие текстуры: колючесть песка, жемчужное сияние солнечной короны, мерцание пустыни. Картины, не слишком подходящие для больничной палаты с ее синим стулом, пластиковым кувшином для воды и намертво прикрученным к стене широкоформатным телевизором.
Единственное, что я могу вспомнить, кроме Египта, – это тест ДНК Мерит. Я закрываю глаза.
– Прости, – выдыхаю я. – Мне… очень жаль.
– Сейчас это не имеет значения, – качает головой Брайан. – Для начала ты должна достаточно окрепнуть, чтобы вернуться домой.
«Дом» – такое неоднозначное слово. Неужели он все еще мой, если последнее, что я помню, – то, как я его покидала?
Больно шевелить головой, даже больно думать. Возможно, произошло нечто другое. Возможно, когда я уехала от мужа и дочери, то так и не добралась до пункта своего назначения.
Это как распутывать нить жемчуга: Тан, Англия, Вин.
Упускаю нить.
А можно скучать по чему-то, чего у вас никогда не было?
Или по кому-то?
Эта мысль ранит больше, чем раскалывающаяся голова.
Брайан деликатно проводит большим пальцем по тыльной стороне моей ладони – так дотрагиваются до бабочки, в любую минуту готовой взлететь.
– Нужно позвать медсестру. Сказать, что ты очнулась. – С судорожным всхлипом Брайан целует наши соединенные пальцы, его голос дрожит. – Я думал, ты ушла навсегда.
В свое время он это уже говорил.