Книга III. Беглец от особых поручений

А атмосфера накалялась. Посадник стал с опаской коситься на меня, едва я появлялся в пределах его видимости, а генерал Свенедин и вовсе свел наши встречи на нет, заменив их перепиской, краткой и насквозь деловой. Купцы стали предпочитать вести переговоры с моими заместителями и помощниками и старательно избегали личных встреч. Правда, в случае с купцами дело было не столько в слухах, сколько в нежелании связываться с человеком, пребывающем в опале. Ненадежно, ведь кто знает, что с ним произойдет завтра? А ну как арестуют или вовсе на плаху отправят? И с кого тогда неустойку требовать? Короче, начала повторяться хольмградская история. Тем не менее я старался довести до ума все начинания, хотя уже мысленно смирился с тем, что покоя мне тут не видать, как своих ушей.

Год заканчивался суматошно и бестолково. Единственной радостью стала переписка с Ладой и детьми. Больше она, правда, в Каменград не приезжала, но тут я ее понимаю. Временно прекратившиеся с моим отъездом нападки на «Четверку Первых» возобновились, и теперь у жены уходило много времени на бодание с кредиторами, нерадивыми поставщиками и прочую муть, старательно организованную и направляемую явно опытным и знающим человеком.

Бороться с нарастающим давлением становилось все сложнее. Масла в огонь подливали и ставшие почти регулярными письма от Бисмарка и его нордвикской родни, попадающие в мои руки самыми загадочными путями, и, кажется, ни разу не перехваченные следящими за мною людьми Телепнева. В этих посланиях господа из Нордвик Дан все более и более отчетливо намекали на их желание видеть меня среди подданных Норвежской и Датской корон и обещали прямо‑таки золотые горы. Что ж, не удивлен. Слухи о моей опале наверняка уже давно вышли за пределы Руси.

Хорошо еще, что князь Телепнев, так ничего и не нарыв в своей инспекции, улетел из Каменграда, аккурат перед Рождеством. Я мог плевать на постоянно шатающихся следом за мной филеров, мог не обращать внимания на испуганные взгляды местного бомонда и демонстративно не замечающих меня офицеров из штаба генерала Свенедина. Но выносить чуть ли не ежедневные «задушевные» беседы с главой Особой канцелярии я больше был не в силах. А потому едва не запрыгал от радости, когда тот сообщил мне о своем скором отъезде.

Прошло Рождество, новый год окончательно вступил в свои права, и вроде бы дела начали налаживаться. Потихоньку, по чуть‑чуть… Но начали. Успешно прошли испытания собранного на верфи летательного аппарата, получившего вместо имени безликий номер. Проект семьсот один. Почему? Ну так, цитируя бессмертную классику: «Чтоб никто не догадался!»

Я не ахти какой летчик, и серьезнее «Сессны» в жизни ничего не пилотировал, да и было это в последний раз больше пятнадцати лет назад, еще в бытность мою офицером нашей доблестной Российской армии. То есть давно и неправда. Но клянусь, управление созданным Бухвостовым аппаратом оказалось не сложнее, чем езда на моем любимом «Классике»! После доработки, правда. А способности у «этажеродракона» просто фантастические. Это не самолет, и даже не вертолет. Это просто стрекоза какая‑то! Летает в любую сторону и любой стороной. Хоть боком, хоть хвостом вперед! Единственный, выявленный во время испытаний серьезный минус, над которым нашим естествознатцам пришлось весьма основательно посушить мозги - ускорение. На очередном натурном испытании, после удачных подлетов, что с места, что с разбега, Бухвостов поднял машину в воздух, выполнил классическую «коробочку», а при попытке проделать то же самое, но с поворотом корпуса «на месте», слишком резко послал машину в поворот вокруг своей оси и, совершив четыре полных оборота вместо предполагавшихся девяноста градусов, вдруг потянул ее вверх. «Семьсот первый» натужно засвистел и выстрелил, словно из пушки, в облака.

Сказать, что мы перепугались, значит, ничего не сказать. Несколько минут прошли в напряженном молчании, только штатный врач, посматривая то на небо, то на землю, тяжко вздыхал и качал головой. Но обошлось. Через три минуты машина вышла из облачности и, несколько раз рыскнув из стороны в сторону, в поисках посадочного поля, уверенно устремилась к земле.

Выбравшийся из кабины Корней Владимирович сорвал с себя изрядно загаженный содержимым желудка шарф и, уничтожив его одним коротким наговором, обвел нас совершенно шалым взором красных как у вампира глаз. Нет, правда, в сочетании с белой, словно в мелу измазанной физиономией и алыми губами, прокушенными до крови, видок у Бухвостова был и впрямь… вампирический. Точно по Стокеру, только клыков не хватает.