Читаем Книга Кагала [3-е изд., 1888 г.] полностью

Так как еврейские молитвы говорят большею частью текстами книг Ветхого Завета, то Талмуд, для подкрепления своего авторитета, как слова подобно Пятикнижию исходящего от Синая, с переходом из памяти ученых в фолианты, тоже занял место в еврейском молитвеннике и вошел в состав обязательных молитв. Молитвеннику он сообщал отрывки, определяющие места убоя разных жертв в храме, способ собирания крови этих жертв, из каких специй и каким способом приготовляется фимиам, кто обязан очищать жертвенник от золы, как должна лежать та или другая жертва во время заклания и т.п. Но по сухости своего содержания эти Талмудические вставки своим появлением не оживляют, а охлаждают и усыпляют молитвенное настроение и чувства верующих и читаются большею частью без всякого внимания или совсем пропускаются. Молитвенное слово Талмуда до такой степени является неуместным между высокопоэтическими, возбуждающими религиозно-патриотическое чувство местами Пятикнижия и Пророков, что, опасаясь чужой критики или, вернее, опасаясь, чтобы эти места, попав как-нибудь в руки иноверцев, не возбуждали невыгодной для еврейского молитвенника улыбки, евреи, при переводе своих молитвенников на иностранные языки, всегда обходят здесь Талмудические молитвы молчанием – они оставляют их без перевода*13.

В школе Талмуд тоже занял место рядом с Пятикнижием и кн. Ветхого Завета. Здесь (в особенности в школах для старшего и среднего возраста, т.е. от 12-летнего возраста и далее) изучению его было уделено гораздо больше времени, чем Ветхому Завету. Несмотря на это, и здесь он имел небольшой успех. Хотя Талмуд является объяснителем и толкователем Пятикнижия, однако же, будучи написан на мертвом сирийско-халдейско-аравийском наречии, притом же без гласных и без знаков препинания, он сам потребовал толкователей и объяснителей. Его же комментаторы, в свою очередь, тоже вызвали комментарии и т.д. Этим путем Талмуд превратился, как евреи не без основания говорят, в в беспредельное и бездонное море, которым даже люди, одаренные высокими способностями, неутомимою усидчивостью и желающие посвятить свой век бесплодному разбору схоластических выводов, исправлению чужих ошибок , опечаток, и т.п., могут овладеть лишь отчасти. Поэтому, хотя выгоды, которые приобретались всегда и теперь еще приобретаются Талмудическою ученостью в еврейском обществе, в особенности там, где для отправления евреями государственных повинностей существуют отдельные учреждения, везде и всегда привлекали и привлекают многих евреев к изучению Талмуда, однако же из многих званных здесь всегда очень мало бывает избранных. Между русскими евреями, например, нет ни одного, не знающего читать по кн. Св. Писания, а большинство из них понимает и содержание как книги Ветхого Завета, так и молитвенников. Даже свою коммерческую корреспонденцию ведут многие из них еще до сих пор на древнееврейском языке. Между тем умеющих читать по Талмуду мало. Тут на тысячу евреев вряд ли сыщется один мастер. Даже учителя (меламеды), которые живут преподаванием Талмуда, являются крайними невеждами в этом отношении: из них редко кто знает больше одного или двух зазубренных трактатов, которые он весь свой век читает в своем хедере (училище), меняя каждые полгода учеников. Таким образом, Талмуд в молитвеннике остается до сих пор мертвым и, можно сказать, безвредным словом, а школа тоже не может приобрести ему той широкой популярности, которую она доставляет Пятикнижию, кн. Ветхого Завета и молитвенникам.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Савва Морозов
Савва Морозов

Имя Саввы Тимофеевича Морозова — символ загадочности русской души. Что может быть непонятнее для иностранца, чем расчетливый коммерсант, оказывающий бескорыстную помощь частному театру? Или богатейший капиталист, который поддерживает революционное движение, тем самым подписывая себе и своему сословию смертный приговор, срок исполнения которого заранее не известен? Самый загадочный эпизод в биографии Морозова — его безвременная кончина в возрасте 43 лет — еще долго будет привлекать внимание любителей исторических тайн. Сегодня фигура известнейшего купца-мецената окружена непроницаемым ореолом таинственности. Этот ореол искажает реальный образ Саввы Морозова. Историк А. И. Федорец вдумчиво анализирует общественно-политические и эстетические взгляды Саввы Морозова, пытается понять мотивы его деятельности, причины и следствия отдельных поступков. А в конечном итоге — найти тончайшую грань между реальностью и вымыслом. Книга «Савва Морозов» — это портрет купца на фоне эпохи. Портрет, максимально очищенный от случайных и намеренных искажений. А значит — отражающий реальный облик одного из наиболее известных русских коммерсантов.

Анна Ильинична Федорец , Максим Горький

История / Русская классическая проза / Образование и наука / Документальное / Биографии и Мемуары