Книга Кохелет

В этом (допустимом) варианте перевода гораздо отчётливее проявляется нравоучительный, назидательный тон, очень характерный для редакторов. В самом деле, было ли первостепенной задачей Автора, разыскивающего «замысел» – учитывая процитированные его «еретические» высказывания, – из этой же, кстати, главы, всего несколькими стихами ранее, – заставить научить себя тому, что быть нечестивым нехорошо, что это просто дурно? Тем более что он на своём веку насмотрелся на благоденствующих нечестивцев и даже пришёл к выводу о небезвыгодности нечестия (VII глава)? И причём здесь «чтоб узнать, что нечестие глупость», если весь следующий текст говорит о женщинах и мужчинах, о тех среди них, кого он нашёл мудрецами (VIII.1)? В этом, вероятно, и состоит смысл заглавного стиха об «исследовании сердца своего» и об искомом «замысле» – а вовсе не о том, чтобы, как школяр, обучить себя в первую очередь тому, что нечестие дурно. Всё-таки больше похоже на то, что эта строка – вставка (особенно в варианте Дьяконова), и возникла она, вероятно, по той же причине, что и вставка VII.29: стихи VII.25-VIII.1 – это итоговый, резюмирующий блок всей VII главы, и редактору поистине трудно было удержаться от искушения вставить свою ремарку в столь важное, итоговое место Книги.

Дополнительный аргумент – почти буквальное совпадение начала строк VII.25б и VII.25в. VII.25б: «Узнавать…» (ла-да́ат); VII.25в: «И узнавать..» (вэла-да́ат). Вклиниться в текст с помощью похожего, даже неотличимого, начала предыдущей (или последующей) авторской строки, чтобы вставка минимально вписалась в текст, не выпадала из него – обычнейший приём редакторов (и их основная задача). В тексте Книги так сделаны сразу несколько вставок; редакторы копировали у соседних авторских строк их начало – обычно или предлог «и», или частицу «ибо». Вот примеры, хотя бы два-три из них:

V.8 Ибо во множестве сновидений много тщетных слов…

[// Ибо Бога [ты] бойся! //] (вставка)

V.18 Ибо не долго [человеку] помнить дни своей жизни…

[// Ибо Бог отвечает ему радостью его сердца //] (вставка)

VIII.6 Ибо у всего есть свой Срок и Приговор;

[// Ибо зло человека на нём [же] тяжко [ляжет]. //] (вставка)

Итак, мы кое-как разобрались со вставками, сделанными Первым, Вторым редактором и с сомнительными местами, принадлежащими то ли им двоим, то ли самому Автору. Но прежде чем оставить их в покое и забыть о них вплоть до переписки этого черновика в чистовик, было бы нелишне добавить о них ещё пару слов.

Судя по всему, Второй редактор был в действительности (то есть – по времени) первым. Его ортодоксальные дописки стоят в самых острых местах текста, в первую очередь требовавших «нейтрализации». Поистине еретическая VIII глава, чуть ли не богохульная III, в высшей степени «крамольная» VII, заключительная XII-я. После этой первоочередной «обработки» Книга попала в руки к Первому редактору, который прочёл её и, надо думать, решил, что благочестия в ней всё-таки недостаточно, и добавил кое-что от себя, некоторые свои ремарки, которые оказались там, где не были так уж «необходимы» (II, VII главы).

В Книге существует и «анти-вставка» – строка, когда-то пропущенная в этом месте, между VII.6 и VII.7, при переписывании ещё в древности (как показывают древнейшие кумранские рукописи). Даём эту строку в варианте И.М. Дьяконова:

VII.6/7 Лучше бедность, чем неправедная нажива…

Собственно при чтении подлинника и без того ощущается, что здесь какой-то пропуск. Даём соседствующие строки в буквальном переводе, по тексту оригинала:

VII.6 Ибо как треск терниев под котлом – так смех глупца:

И это тоже тщета!

(пропуск)

VII.7 Ибо угнетение [других] обезумит мудреца,

И погубят сердце подношения.

(По поводу других возможных пропусков в тексте – а их, вероятно, всего 2-3 – мы останавливаться не будем.)

(Необязательное отступление)

Чтобы показать, насколько сложное и субъективное (и даже опасное) занятие – отделять авторский текст Книги от позднейших наслоений, – есть смысл поведать собственную историю изучения одного отрывка текста, который я очень долго считал вставкой – ст. X.20.