Книга Кохелет

Слишком заметно, что строка VIII.6б в данном случае, среди трёх последних «поясняющих» строк, становится четвёртой, лишней. Эту почти несомненную вставку следует, быть может, относить ко Второму редактору.

Следующая сразу вслед за этим строфа VIII.8 имеет точно такую же форму – 2+3. Процитируем её – просто для сравнения:

VIII.8 Нет человека, властного над духом,

[Чтобы мог он] удержать [свою] душу –

И нет власти над днём смерти,

И в [этой] войне не отпустится никому,

И не спасёт нечестие его избравшего.

Кстати и сама Библия начинается с точно такой же строфы (мы поэтому позволили себе назвать её классической). Даём в буквальном переводе:

Бытие 1.1 В начале сотворил Бог

Небеса и Землю.

1.2 И Земля была пуста и нестройна,

И тьма поверх бездны,

И дух Божий носился поверх вод.

В Книге строфическую форму 2+3 имеют также ст. XII.5 (в подстрочном переводе); примеры можно продолжить. Но и без продолжения, как можно заключить, всё совершенно ясно: строчка в ст. VIII.6 – редакторская дописка. Возможно – Второго.

Очень и очень сложными являются стихи в конце VII главы – там, где Автор подводит некие свои промежуточные выводы, объявляя о некоем «замысле», который он, наконец, нашёл в себе и в мире (ст. VII.25-29). В этом резюмирующем – если не Книгу целиком, то VII-ю главу – точно – отрывке довольно странно смотрятся строчки:

VII.29 Одно [только] – смотри – я нашёл:

Что сотворил Бог человека прямым,

Он же доискивается разных замышлений.

(Еврейское «хэшбо́н» – от «хаша́в» (думать) – это «замысел», «суть», «итог», но во множественном числе это слово имеет значения и «хитромудрости», «замышления», «измышления».)

При очень большом желании можно счесть эти стихи словами самого Автора: настолько они не похожи на откровенные, ортодоксальные, непримиримые вставки редакторов; речь здесь идёт как будто не об обычном (утомляющем своим однообразием) утверждении Божьей справедливости и Божьем суде, а о неких более «расплывчатых», что ли, предметах.

Однако чтобы видеть, как смотрятся в тексте и чем являются эти стихи, следует, вероятно, процитировать весь контекст, весь резюмирующий VII главу фрагмент Авторского текста. Хотя бы не полностью, этого достаточно:

VII.25 Старался я и сердце своё

Узнавать, и исследовать, и разыскивать мудрость и замысел; /…/

VII.27 Смотри, я вот это нашёл – сказал Кох̃е́лет, –

Шаг за шагом отыскивая замысел.

VII.28 Чего ещё искала душа моя, но я не находил:

Человека, –

из тысячи одного находил;

А женщины во всех этих [найденных] –

Не находил.

VII.29 Одно [только] – смотри – я нашёл:

Что сотворил Бог человека прямым,

Он же доискивается разных замышлений.

Как понимать этот стих VII.29? Во-первых, Кох̃е́лет вовсе не «одно только находил», во-вторых, это «одно» не было «Бог сотворил человека прямым, а они пустились искать замыслы». В-третьих, Кох̃е́лет сам весьма преуспел в поиске «замыслов» этого мира, и, как уверенно можно заключать, полагал это наиболее достойным занятием для мудреца и человека вообще. Таким образом, строки из ст. VII.29 очень уж смахивают на вставку и являются, вероятнее всего, несколько раздражённым советом некоего редактора Автору «не мудрствовать лукаво»: Бог, мол, не для того человека создал, чтобы они доискивались разных «замыслов». Какому из редакторов принадлежит данная вставка – решить невозможно; скорее всего, Первому – с его кредо: простота, безыскусность, единение с Богом. У Второго кредо другое: «Бойся Бога!»

Подтверждением тому, что данные стихи – вставка, могут служить ещё два довода. Во-первых, данный отрывок главы у Автора – почти итоговое, резюмирующее место, где он заявляет о поиске (и нахождении) «замыслов» этого мира – сути, итога, результата своих поисков. Было бы просто странно, если бы редактор смог обойти стороной столь важное почти итоговое место VII главы и даже всей Книги.

Во-вторых – и этот довод уже гораздо серьёзнее – вставка VII.29 не просто вклинивается в текст – она физически разрывает связь между предыдущим и последующим повествованием. Дело в том, что следующий же стих VIII.1, открывающий VIII главу в настоящем своём виде выглядит довольно странно: как не связанный ни с предыдущим, ни с последующим текстом одинокий риторический вопрос; совершенно непонятно, какую роль он выполняет. Вот как выглядит этот стих в Библейском переводе:

VIII.1 «Кто – как мудрый, и кто понимает значение вещей? Мудрость человека просветляет его лице, и суровость лица его изменяется».

(А далее следует уже новый, абсолютно с этим не связанный текст: VIII.2: «Я говорю: слово царское храни…» – и т.д. – этот стих открывает совершенно самостоятельный блок, посвященный взаимоотношениям человека и царской власти.)