Книга Лазури

Новокаин на этот раз подействовал даже немного быстрее, и Соусейсеки принялась быстро рисовать общие детали узора, стараясь не заслонять их от света из окна. Несмотря на онемение, мне показалось, что линии холодны, словно снег. С каждым новым знаком это ощущение росло — по коже пошли мурашки, кончики пальцев заледенели. Но почему? Ведь Либер Кламорис говорил о пламени?

— Мастер, все в порядке? Ты сильно побледнел.

— Д… да, продолжай. Надо законч-чить д-до ночи.

— Тебе холодно?

— Оз-зноб-б…

Соу закончила рисунок на сердце и мне показалось, что я пропал. Пульс становился все реже, в глазах темнело. Я чувствовал прикосновения льда у позвоночника, а когда линии перешли на живот, я стал прощаться с жизнью — в мыслях, конечно, потому что стук зубов не дал бы мне произнести ни слова.

— Мастер, очнись, МАСТЕР! — крик доносился издалека, а вокруг бушевала пурга. Ледяной ветер проникал повсюду, снежное крошево секло кожу, а под ритм стучащих челюстей можно было отплясывать чечетку.

— Соусейсеки, я ошибся?

— М… а… ст… еррр…

А потом я услышал мелодию вьюги. Это было что-то вроде вальса, легкое, кружащее, блестящее искрами снежинок. Услышал и изменил. В самом сердце этого изящного вращения появилась трещина. Тяжелая, извилистая, свинцовая трещина, расколовшая совершенство на части, заменившая воздушную легкость мрачной массой вертящихся шестеренок и скользящих поршней. Металл выбрасывал искры и клубы пара, нагревался в своем бешенстве движения. Нагревался.

— …Мастер!!!

— Все в порядке, все уже хорошо, Соу. Я справился.

— Ты чуть не умер, пока справлялся!

— Ты не представляешь, как это прекрасно.

— Умирать?!

— Нет. Я не могу рассказать, у меня нет слов… это неописуемо!

— Что? О чем ты?

— Я уже не просто человек. Я — машина.

Я и вправду не знал, как описать то, что происходило. Мое тело перестало быть теплой оболочкой разума, непонятной и нуждающейся в управлении и заботе. Как описать знание о работе всего внутри — даже не знание, чувство. Как передать мощь струящейся по жилам крови, яростные схватки миллионов бактерий и лимфоцитов, ураганы вдохов и выдохов, идеальное подчинение импульсам нервов, сияющую паутину мозга с искрящимися разрядами мыслей? И все это теперь могло подчиняться не сбивчивым и противоречивым командам таящегося внутри духа, а стройной схеме задач и программ — которую еще предстояло создать. Безграничные возможности — но пока только возможности…

Линии погасли, и я вернулся обратно, в привычный мир пяти чувств.

— Теперь уже точно все, Соу. Я попробую обьяснить.

— Мне уже казалось, что ты сошел с ума.

— Поверь, я был недалеко.

— Что с тобой делали красные знаки? Ты был синее вод зимнего моря, и почти такой же холодный, почему?

— Знаки набирали тепло, чтобы ожить. Либер Кламорис мог бы подсказать, что чертеж стоит наносить как минимум в сауне!

— Что за «сауна»?

— Очень жаркое место, позже подробности. Но эффект у красной сети невероятен!

— Ты говорил, что стал машиной.

— Я сломал ледяное очарование серебром, а затем смог заглянуть внутрь себя.

— Не понимаю. В свой сон?

— Нет, нет. В устройство своего тела — вплоть до мельчайших деталей. Увидеть, ощутить, как это работает и возможно, управлять.

— Что-то не похоже на описание, но в любом случае опасно. Присмотрись, прежде чем экспериментировать.

— Ты, как всегда, права, Соу. В ближайшем будущем я в эти дебри не полезу — разве что начнут сказываться эффекты отравления, ну или кто-то проделает во мне отверстие.

— Что ж, значит, я пока могу быть спокойна…относительно.

— Почему же относительно?

— Я нашла сны родственников одного из этих, как ты говорил… «коматозников».

— В гости еще не заходила?

— Вместе пойдем. Побудешь рядом на случай, если я окажусь неубедительной. Да и послушать не помешает — вдруг заметишь ключик к спасению.

— Тогда пара дней для восстановления — и отправляемся.

— Решено, мастер.

Осыпающийся кирпич стен, сети трещин на стеклах крыши, паутины и пыль на всем. Сон перестал быть моим домом и медленно уходил в небытие. Я вдохнул немного времени в свое любимое кресло, где провел столько дней, и сел, дожидаясь прихода Соусейсеки. Сквозь оконные проемы дул теплый ветер.

Прийти в чужой сон и предложить помощь — почему это не пришло мне в голову? Быть может, я действительно зациклился на себе, забывая основную цель происходящего? Ведь я действительно больше думал о Либер Кламорис, чем о том, как выполнить обещание. Но с другой стороны, я рисковал ради нее…или все же ради себя?

Стоп, хватит. Не те вопросы я задаю себе, не те. До тех пор, пока наши пути совпадают, я поступаю верно — а на развилке наступит время разбираться. А пока важно вот что: мы должны выглядеть убедительно, чтобы нас не восприняли как часть сонного бреда. Нужно сказать или показать что-либо, чтобы в нас поверили.

Кажется, я вовремя спохватился — действительно, кто поверит небритому человеку в мешковатом свитере и говорящей кукле, если они придут во сне и предложать разбудить вашего коматозного дядюшку за скромное вознаграждение? Никто.