Книга о Петербурге

Дело в том, что в 2006 году эта территория, еще недавно представлявшая собою промзону, перешла в собственность компании. Расчистка промзоны от остатков заводских корпусов была лишь первым этапом грандиозного проекта, — далее Газпром намеревался возвести здесь для своего головного офиса башню высотой 396 метров (а то и 403). Петербуржцам эта идея сразу не понравилась (не всем, но большинству — точно), башню немедленно окрестили «кукурузой», и для газового монополиста еще обиднее — «газоскрёбом», — начались выступления против ее строительства, пошла волна публикаций. По закону Газпром должен был провести раскопки на месте будущего строительства (на тот момент Охтинский мыс был признан археологическим памятником). Вряд ли руководство компании, финансируя это исследовательское предприятие, опасалось результатов, невыгодных для своих строительных планов; в конце концов, допускалась возможность музея при многоэтажном офисе, тем и предполагали ограничиться. Но все серьезнее оказалось. Археологи постарались на славу.

То, что сохранилось под фундаментами заводских корпусов, сам Сорокин назвал «петербургской Троей».

Во-первых, оказалось, что Ниеншанц не исчез бесследно. Во-вторых, были обнаружены следы поселения, известного как Невское Устье. В-третьих, еще ниже — та самая шведская Ландскрона. В-четвертых, под ней остатки вала и рва древнего городища, историкам неизвестного. В-пятых и в-шестых — а это уже совсем неожиданность, — две стоянки древних людей. Нижний пласт, отделенный от верхнего метровым слоем песка, доказывает, по мнению Сорокина, обитание здесь человека еще до возникновения Невы (Нева — река молодая, об этом поговорим особо).

Начали с петровских времен, а докопались до неолита.

Не всех убеждали итоги раскопок, но, так или иначе, проекту Охта-центра они популярности не прибавили.

Башню, еще выше — 462 метра, построили в конечном итоге не здесь — в Лахте, на берегу Финского залива. К этому выбору общественность больших претензий не имела. А что до прежнего места, как раз в связи с Охтинским мысом общественное наше сознание — уже не в масштабах города, а всей страны (и даже мира — под эгидой ЮНЕСКО) — имело случай соприкоснуться с предметом предыстории Петербурга.

Тема Ниеншанца вошла в моду.

От него теперь не уйти

Итак, Ниеншанц/Ниен (в русских обозначениях петровского времени — Шанц или Канц) — очень короткая справка:

— Первые укрепления — левый берег Охты, 1711. Посад — правобережный. Городской статус — 1732. Торговые привилегии. Контроль пути по Неве. В 1656-м крепость взята штурмом войском П. И. Потемкина, однако по итогам войны (Русско-шведской 1656–1658 гг.) осталась за шведами. Численность населения — 1500–2000 человек. Ратуша, две кирхи, порт. Национальный состав: шведы (большинство), немцы, финны (переселенные из Средней Швеции), русские, преимущественно лютеране (православный храм на левом берегу Невы в селе Спасское). Численность гарнизона крепости весной 1703-го — около 600. Последний комендант — Аполов (русское происхождение, шведская служба): личная отвага, сильные головные боли, преклонный возраст.

Раньше значение Ниеншанца у нас игнорировали, сейчас, похоже, ударяемся в другую крайность.

На эффектных картинах современного художника Ниеншанц выглядит неприступной крепостью с высокими каменными стенами, превышающими, пожалуй, по размерам стены ну как минимум Новгородского кремля, с величественными башнями, воротами, мостом, непременно каменным, основательным, крепким. Между тем, согласно раскопкам, крепость эта была земляной, о чем не устает напоминать взыскующий истины археолог Сорокин.

Примерно о том же, но по другим соображениям, напоминал, вернее, докладывал правительству Швеции авторитетнейший инженер-фортификатор Эрик Дальберг в своем отчете об инспекционной поездке по оборонительным сооружениям на востоке; было это в 1681 году, — общий смысл реляции, если кратко, таков: все (почти все) устарело.

(Посвященная этому документу обзорная статья двух знатоков средневековой фортификации А. Н. Кирпичникова и Е. А. Кальюнди была напечатана в 20-м выпуске «Скандинавского сборника» — Таллин, 1975.)

Дальберг нашел крепости в «плачевном состоянии». Особенно удручило инспектора положение дел на Охте. Крепость, толщина брустверов которой не выдерживала критики, нуждалась в решительном переоборудовании. Правобережные укрепления (на окраинах города) могли только послужить на пользу противнику, сумей он завладеть ими (чему никаких препятствий Дальберг не видел). О реальных размерах Ниена, относительно скромных, можно косвенно судить по рекомендации Дальберга перенести город на другой берег реки — на Охтинский мыс, под защиту более надежных укреплений.

Дальберг лучше многих понимал стратегическое положение Ниеншанца; с годами предчувствие катастрофы у него только усилилось — в 1698 году он аттестовал оборону Ниена как «никчемную».