Книга о Петербурге

Сверхнаблюдатель изумлен. Куда тебе, демон, разобраться с этим.

«В стороне Кронштадта…»

В стороне Кронштадта ухают тяжелые орудия.

Но в общем тихо.

Анна Ахматова. Поэма без героя

Залив

Стратегическое значение протяженного острова в Невской губе и замечательных особенностей рельефа ее дна Петр оценил, когда уже возводил куртины Петропавловской крепости.

Тут мы должны произнести слово «Кронштадт».

Значение Кронштадта в истории Петербурга исключительное. Не было бы Кронштадта, не было бы и Петербурга.

То же допустимо сказать о Кронштадте, когда он еще и Кронштадтом не был, а была всего лишь деревянная крепость Кроншлот, в спешном порядке прямо в воде построенная напротив острова Котлин.

Котлин… А что — Котлин?.. Я поспрашивал просвещенных, образованных петербуржцев, как называется остров, на котором Кронштадт. Удивительно, но большинство не знает. Некоторые говорят: так и называется — Кронштадт. Да ведь и с ленинградцами то же было. Уверяю вас, большинство ленинградцев не помнили, как называется остров. Я даже о себе не могу точно сказать, помнил я или не помнил. Во всяком случае, в быту мы такого названия практически не употребляли. Котлин для нас всегда был Кронштадтом.

Имя Кронштадт конвертировало географию.

На каком бы берегу — на южном или на северном — мы ни стояли, вглядываясь в дымку залива, то, что различалось на горизонте, было Кронштадтом — всегда и только Кронштадтом, хотя сам Кронштадт занимал только часть острова.

Ходить по воде, по песку, смотреть на закат и не замечать Кронштадта — мне это кажется невозможным. Любой пришедший на берег залива ищет, мне кажется, глазами Кронштадт — ну машинально хотя бы. Сейчас меня поправляют: «Никогда не искала». Может быть, у меня это с детства?

Мне не было пяти, когда мне был показан Кронштадт. Как-нибудь, наверное, так — со значением: «Посмотри, видишь вдали?» — и тут меня отрывает привычная подъемная сила от береговой тверди, вознося на высоту отцовских плеч — чтобы виделось дальше. Это на южном берегу залива. В Кронколонии. Там снималась у нас дача на две родственные семьи — в Кронштадтской колонии, в небольшом в те годы поселке.

Сейчас о былом поселении напоминает лишь название железнодорожной станции — Кронколония. А так это городская застройка Ломоносова (об историческом имени которого точно так же напоминает станция Ораниенбаум). Да вот и сам Ломоносов уже давно административная часть Петербурга. Так же, как и Кронштадт. Что до Кронколонии, она хотя и была Кронштадтской колонией, к самому Кронштадту имела отношение малое. До войны здесь жили преимущественно немцы, потомки колонистов, которым еще в начале XIX века предоставили эти земли. Немцев выслали. В начале шестидесятых дачи снимали уже у других хозяев. Но что я могу помнить об этом?

Воспоминания смутные, на уровне ощущений, помню две-три яркие картинки. Огромные парковые дубы, возможно петровского времени, темная, черная почти грозовая туча и Катя, двоюродная моя сестра (старше меня на пять лет), вместе со школьной подругой торопят — быстрее, ну быстрее идти, — сомневаясь, однако, не встать ли под деревом. Или все вместе, все поселяне, с ведрами и бидонами спускаемся с горы: в поселке нет питьевой воды, и в урочный час питьевую воду привозит машина с цистерной (у меня тоже ведерочко), — очередь выстроилась за водой, которая раздается в розлив, и, быть может, я только потому это помню, что кто-то, рыбак, предлагает угрей — полное ведро живых угрей, и мне показывают персонально — угорь брошен в траву — и ползет!.. и, виляя, пытается уползти! — «Испугался? Это же рыба». Но я не слепой. Я знаю, как выглядит рыба. Не верю, что рыба! Почему, почему это рыба? Угорь в траве — словно вижу сейчас.

Ходили со взрослыми на залив купаться (тогда еще в Финском заливе купались). Или я был уже повзрослей? Последний раз купался в Финском заливе, когда поступил в институт, — на северной стороне, не то в Репине, не то в Комарове, — по другую сторону от Кронштадта.

Что на северном, что на южном взморье дно примечательно тем, что утонуть трудно — даже ребенку. А взрослому вообще тоска: устанешь заходить в залив, пока наконец сумеешь плюхнуться в воду.