Книга о Прашкевиче, или от изысканного жирафа до белого мамонта.

Я остановился на всем этом, чтобы проанализировать ту обстановку, которая влияет на становление новых писателей фантастов. Нельзя забыть критических завываний недавнего времени апологетов так называемой “философской фантастики” (не обязательно марксистской), где одну из главных скрипок играл “критик” Нудельман, который вещает теперь перед микрофоном радиостанции “Свобода”, оказавшись агентом ЦРУ.

К сожалению, даже такой орган, как “Литературная газета”, не понял сути идеологической диверсии “нудельманов”, которые хором кричали о том, что в “истинно философской фантастике” нужно отказаться от всяких технических побрякушек в стиле “устаревшего Жуля Верна”, и прославляли произведения, где в скрытом виде критиковались не только недостатки нашего времени, но и пути, избранные нашим народом для построения коммунизма.

И совсем уже горько, когда на заседании коллегии Госкомиздата в 1983 году пришлось не только автору этих строк, но и другим ораторам подвергнуть разгромной критике статью В. Ревича, опубликованную “Литгазетой” ко времени заседания коллегии, с обзором научной фантастики последних лет. В. Ревич радостно восклицал в статье, что вот теперь-то, когда появились произведения о чертях, домовых и прочей нечистой силе, из фантастики, наконец, будет изгнана наука и техника, якобы мешавшие ей стать художественной. “Литгазета” ответила Госкомиздату “круглым столом”, где участвовали только писатели, исповедующие “демоническую литературу”, фантастическую сказку или фантасмагорию с “вольным вымыслом”, но отнюдь не авторы реальных, зовущих читателей к нашим идеалам произведений...

Мне, старейшему из фантастов, приходится, не складывая идеологического оружия, постоянно бороться со всеми отклонениями от твердой позиции партийной литературы, найдя поддержку в лице Госкомиздата СССР, и я воспринимаю обращение Госкомиздата РСФСР как проявление той же партийной позиции, отраженной в свое время в ряде выступлений журнала “Коммунист”, “Журналист” и др. изданий, где подвергнута была критике основная позиция апологетов философской фантастики о праве на изображение будущего с самых разных идейных позиций, что прямо перекликается с такой цитатой, взятой мною из журнала “Америка” (№ 159): “Существенная разница между старыми утопическими произведениями (Томас Мор, Кампанелла. — АК) и новым утопизмом заключается в том, что первые предлагали очень мало... общество как таковое, играло второстепенную роль, и структура его зависела лишь от мышления самого писателя (К. Маркс, Ф. Энгельс, В. Ленин! — АК

). Новая же литература о будущем основную роль отводит обществу, и дальше-больше: она предполагает множество вариантов (!! — АК), из которых можно выбрать лучший из всех возможных будущих миров (конечно же, не марксистский! — АК)”. Если сравнивать призывы апологетов “философской фантастики”, начиная с Нудельмана, то эта цитата из журнала “Америка” целиком совпадает с их высказываниями. Действительно, идеологическая борьба происходит не только между лагерями социализма и капитализма, но даже и внутри нашей страны, где ее очень удобно маскировать под свободную фантастику, что делал небезызвестный Абрам Терц (эмигрировавший после отбытия заключения Синявский).

Вот теперь, после вступления, имеющего на мой взгляд принципиальное значение, я могу рассмотреть не только рукопись Лукиных, но и две рецензии на нее, отражающие противоположные течения в советской научной фантастике. Причем течения, которые Госкомиздат РСФСР так же, как и Госкомиздат СССР, оценит с идеологических позиций...»

Понятно, что авторский сборник Лукиных с таким сопроводительным документом нечеловеческой силы до типографии не дошел.

Два лагеря. Знаменем одного был Александр Казанцев, знаменем другого были братья Стругацкие.

Одни в сортирах подтирали задницы сочинениями идеолога вчерашнего дня, для которого «фантастика — это прежде всего мечта, показ людей, преодолевающих трудности, борющихся и побеждающих, это литература, пробуждающая любовь к знаниям, веру в будущее, зовущая к светлому началу, а не тянущая его в болото невыкорчеванных недостатков и в темный угол безысходности». Другие обвиняли во всех грехах, включая жидомасонский заговор против русской литературы, писательское братство Стругацких. Задницы их книгами впрочем не подтирали, книги Стругацких были дефицитным продуктом.

«Другие» это, в первую очередь, комиссары из «Молодой гвардии», люди, в общем-то, понимающие, что государство трещит по швам и не сегодня-завтра их влияние на литературу сойдет на ноль, поэтому сам господь велел навластвоваться напоследок всласть, урвать побольше из партийных закромов денег, пока верхушка комсомольского руководства не переправила их в иностранные банки, не вложила в нефтегазовую промышленность и не скупила на эти деньги дорожающую городскую недвижимость.

Среди этих комиссарствующих «других» особенно преуспели деятели, имена которых мало что говорили рядовому читателю по причине их повальной литературной бездарности, зато в литературной политике они считались фигурами основного ряда.