Читаем Книга о Прашкевиче, или От Изысканного жирафа до Белого мамонта полностью

Книга о Прашкевиче, или От Изысканного жирафа до Белого мамонта

Александр Васильевич Етоев , Владимир Александрович Ларионов

10. Роман, претендующий на публикацию, должен иметь следующую структуру: в первой главе происходит знакомство с главным героем (и его спутниками). Обосновывается способность ГГ разрешать возникающие проблемы и решительно действовать в острой ситуации. Персонаж должен быть психологически достоверным и убедительным (т. е. никаких студентов, внезапно становящихся великими воинами и могучими магами); действие развивается динамично, с резкими сюжетными поворотами через 1,5–2 авторских листа: в каждой главе герой выпутывается из очередной переделки и тут же попадает в следующую, из которой ему предстоит найти выход в следующей главе (см. классику приключенческой литературы: «Остров сокровищ» Стивенсона, романы Вальтера Скотта, Александра Дюма, Фенимора Купера и т. д.); по ходу действия герой наращивает «экспириенс»: концентрирует ресурсы, развивает способности, утверждает либо повышает свой статус в социальной среде, в которой оказался, ГГ заметно эволюционирует от начала к финалу, приключения накладывают на него отпечаток, как внутренний, так и внешний; финал — оптимистический, на грани с хеппи-эндом: полная победа над противником и выполнение основной задачи (для законченных произведений) либо промежуточная победа (для циклов)».

Так-то вам, товарищ Прашкевич. Ни ваш «Носорукий», ни «Полярный князец», ни «Секретный дьяк» ни за что не попали бы в издательские планы «Крылова». Пятый пункт, он и при капитализме остался пятым. Сколько ни меняй фамилию Цукерман на фамилию Сахаров.

Но (это напоследок, больше про цензуру не буду)! Вот еще одно замечательное свойство Прашкевича: горестные заметы сердца он умеет передавать с улыбкой. Не обозлившись, как некоторые, на весь православный мир и не уединившись, как старовер, в своей маленькой лубяной избушке. Этим он и спасался, этим он и сейчас спасается — а иначе как?

Конечно, стоит комментария фраза «Одновременно начал писать фантастику». С робким оправданием: «Но немного».

Но о фантастике Прашкевича — разговор впереди.

«Меня всегда страшно интересовал тот гигантский незнакомый мир, что лежал за пределами нашей страны. Вот только выехать туда в советское время было чрезвычайно трудно». Далее Прашкевич описывает случай с женой, как она, перечисляя социалистические страны, забыла назвать Монголию.

Сразу вспоминается рассказ из интервью артиста Льва Дурова, прославившегося ролью провокатора Клауса в фильме «Семнадцать мгновений весны»:

«— Меня должны были снимать у Лиозновой в „Семнадцати мгновениях“. И говорят, эй, Дуров, ты за границу не выезжал, иди на собеседование. А тогда, как вы помните, поездки за границу утверждал горком или там райком партии. Знаете выражение «вызвать на ковер»?

— Знаем. Это когда начальство вызывает, а там у него в кабинете ковер.

— Ну да. Они сидят за столом, я вхожу. Они пальцем показывают — встаньте сюда. На ковер показывают. И ковер этот такой маленький, что когда ты на нем, они сидят и смотрят на тебя из-за стола, как на насекомое. И я им тогда сказал: «А можно я присяду?» И у них первая пауза, они не знают, что говорить. Потом говорят: «Ну садитесь». И начинают спрашивать. Первый вопрос такой: «Опишите флаг нашей страны». Я думаю, как можно у гражданина спрашивать, знает ли он флаг своей страны? Что за чушь, за кого они меня принимают, за дебила, что ли? И говорю тогда ровным голосом: «Прямоугольник черного цвета, в середине — череп и скрещенные кости. Называется Веселый Роджер». Гробовая тишина в ответ. Потом второй вопрос. Назовите советские республики. И их столицы. И я начинаю перечислять: «Малаховка, Таганрог, Кривой Рог…» Молотил так минут десять. Они говорят: «Достаточно». И опять тишина. И третий вопрос: «Назовите членов Политбюро». Я им говорю: «Вы знаете, я беспартийный, я их не знаю никого. И в партию не собираюсь. Так что, надеюсь, и не узнаю никогда».

— И что?

— Ну, потом начались всякие звонки, Дуров такой, Дуров сякой. Я говорю: «Ладно, пусть меня Слава застрелит где-нибудь в Подмосковье».

— Тихонов?

— Ага, Тихонов. Так что он меня тут застрелил. Где-то в районе Университета».

То есть что получается? Получается, Штирлиц застрелил Клауса вовсе не потому, что тот был провокатор. Он членов Политбюро не знал. А это, точно, заслуживает расстрела.

На этой звонкой расстрельной ноте передаю гипсовое весло в надежные руки товарища по плаванию в мутных литературных водах Владимиру Ларионову.