Книга о Прашкевиче, или От Изысканного жирафа до Белого мамонта

В 1971 году Геннадий Прашкевич возвращается в новосибирский Академгородок. Работает в газетах, затем в Западно-Сибирском книжном издательстве. Публикуется в периодике, в сборниках и альманахах. В 1977 году в Магадане выходит книга прозы «Люди Огненного кольца», в 1978 году в Новосибирске — «Разворованное чудо».

В 1971 году ты снова в новосибирском Академгородке…

Да, мы с Лидой и дочкой, которой пора было в первый класс, вернулись в Новосибирск. Времена были суровые. Нет прописки — нет работы. Нет работы — нет прописки. Жили у друзей, вне штата работал на «Вечерку». Сделал несколько неплохих, проверено временем, репортажей, в том числе о палеонтологе Б. С. Соколове и палеоботанике В. А. Хахлове. А потом появилась вакансия в крупном Западно-Сибирском книжном издательстве — в отделе общественно-политической литературы. Редактор прозы «Уральского следопыта» Лев Румянцев изумился: «Что ждет страну, в которой в общественно-политических отделах работают фантасты?» Но занимался я, в основном, научно-популярной литературой, издал, кстати, первые книги известного археолога Виталия Ларичева.

После рассыпанного в Южно-Сахалинске сборника «Звездопад» тебя редко печатали…

Да. Похвастаться нечем. Были отдельные публикации в журнале «Байкал» (Улан-Удэ), новосибирском альманахе «Собеседник», свердловском «Уральском следопыте». Но в 1977 году в Магадане — историческая справедливость! — вышла первая моя книга «Люди Огненного кольца». Издал её смелый, очень хороший писатель Александр Бирюков, ныне, к сожалению, покойный. Он был главным редактором местного издательства и ответственность за книгу взял на себя. Как ни странно, Госкомиздат разрешил.

А журнал «Уральский следопыт» во втором и девятом номерах за 1974 год напечатал твои фантастико-приключенческие повести «Мир, в котором я дома» и «Шпион в юрском периоде». По словам Виталия Ивановича Бугрова, в то время литсотрудника отдела прозы и поэзии «УС», публикация в течение одного года сразу двух повестей одного автора — случай редчайший. Правда, Бугров позже признавался, что вещи Прашкевича «…мы печатали едва ли не по мере поступления! Уверен (и где-то глубоко в душе радуюсь этому): именно мы помогли родиться — ну не совсем так, поскольку рождался-то он сам по себе! — но, во всяком случае — утвердиться новорожденному фантасту».

Я часто в те годы ездил на родину жены — в Ирбит. В этом уральском городке работал в свое время Мамин-Сибиряк, там в деревне Зайково закопал, прячась от полиции, первый вариант рукописи «Цусимы» Новиков-Прибой, там вырос недоброй памяти Акулов — председатель Госкомиздата, угробивший массу талантливых произведений. По дороге в Ирбит я, конечно, останавливался в Свердловске. В редакции «Уральского следопыта» мы просиживали с Виталием до глубокой ночи. Водка была в чайнике, мы подкрашивали ее заваркой и так очень мило проводили время. Виталий был поразительным человеком. Здоровье у него было никудышнее, время от времени он отправлялся на очередную операцию. И в то же время — ровный светлый характер, всегда открытый, всегда дружеский…

А в 1978 году в Новосибирске вышла книга твоих фантастических повестей и рассказов «Разворованное чудо»…

Эта книга сделала меня известным, но и принесла много хлопот. И плохих, и хороших. Плохих потому, что темы, выбранные мною, были для советского времени, мягко говоря, необычными. Писать о промышленном шпионе… да еще об американском… Где это видано?.. Узбекские издатели, например, так и не поняли, кто этот Г. Прашкевич. Переведя повесть «Шпион в юрском периоде» для сборника «Сирли олам» («Тайны мира»), они предварили ее кратким вступлением: «Современный американский писатель Г. Прашкевич…». И все такое прочее.