Книга о русской дуэли

Это основа основ, но за многие века развития христианства на одном и том же фундаменте выстраивались различные культовые модели, так или иначе взаимодействующие с социальной, культурной и прочими структурами. Средневековое католичество легче могло принять идею суда Божия, и судебного поединка в частности. Православие же всегда отрицательно относилось к полю [162, с. 74] и сохранило это отношение к тем, кто в XVIII и XIX веках хотел в дуэли увидеть реализацию Божественной справедливости и возмездия. Это понятно, ведь суд Божий допускает право человека навязать Богу если не само решение, то необходимость вынести его здесь и сейчас и в столь «нехристианской» форме. Вот что писал об этом в конце XIX века А. А. Бронзов: «Думать же, что Сам Бог вступится за обиженную сторону, когда и обидчик, и пострадавший выйдут на дуэль, – ожидать, что погибнет именно обидевший, во всех отношениях нелепо. Верить, что Бог с благорасположением относится к смертоубийству – конечному результату многих дуэлей и что Он помогает одному человеку (хотя и пострадавшему от ближнего) наказывать другого (хотя бы и обидчика), – недостойно христианина, который в этом случае оказывается не имеющим правильных представлений ни о Боге, ни о сущности Его отношений к человеку» [18

, с. 251]. Существует лишь один истинный суд Божий – Страшный суд, который наступит в конце времен, когда мертвые воскреснут во плоти и каждому воздастся по делам его.

В повседневной церковной практике к дуэлянтам предписывалось относиться как к душегубам и самоубийцам. Убитый на дуэли должен быть похоронен, как самоубийца, за кладбищенской оградой. Тяжело раненного на дуэли нельзя соборовать. Дуэлянтов нельзя допускать к исповеди и причастию, а нужно подвергнуть церковному покаянию.

Церковь в соответствии с тем местом, которое отвел ей Петр I в своей модели новой России, полностью дублировала отношение государства к дуэли. В Европе XVIII–XIX веков дело во многом обстояло иначе. Там церковь (как католическая, так и все ветви протестантства) представляла собой самостоятельную политическую и экономическую силу. Духовная карьера была не менее престижна и почетна, чем военная и дипломатическая, и привлекала отпрысков знатнейших и богатейших семейств, честолюбивых сыновей обедневших, но благородных дворян, т. е. людей со впитанным с детства дворянским самосознанием, с инстинктивным чувством чести. Известны случаи, когда такие аристократы в сутанах с оружием в руках выходили на поединок.

В России же, наоборот, стезя священника, не давая никакой реальной власти, передавалась по наследству или же привлекала обедневших дворян и чуть-чуть разбогатевших крестьян и мещан. Достаточно вспомнить «Очерки бурсы» Н. Г. Помяловского, чтобы понять, какой бессмысленной и пустой должна была казаться дуэль русскому священнику.

И все-таки между «официальным» православием и бытовой религиозностью существовала значительная дистанция. Большинство дравшихся на дуэлях были искренне верующими. Массовое религиозное сознание вполне уживалось с сознанием социальным, регулируя каждое свою сферу и даже говоря на разных, часто взаимно непереводимых языках: «point d’honneur» и «не убий».

Многие священники, произносившие с амвона гневные инвективы против дуэли, оказавшись у постели умирающего от раны, не бросались первым делом выяснять, получена ли эта рана в бою или на поединке, а вспоминали об основополагающих христианских требованиях всепрощения и милосердия. И чаще всего священник не способен был отказать умирающему в последнем причастии, отказать грешнику в праве на покаяние.

В дворянской среде отношение к дуэли было различным. Большинство дворян принимало дуэль, точнее, воспринимало ее как данность, не зависящую от их личной воли, от государственных установлений и т. п. Существование дуэли дано изначально, как существование различных сословий, как существование крепостного права. Дуэль – не привилегия (которой можно лишиться), а неотъемлемый атрибут дворянства. Она была условием для постоянного поддержания чувства чести в дворянстве, позволяла дворянину ощутить свою честь, проявить себя как личность, продемонстрировать свое благородство, смелость, свои умения и т. д. Существование института дуэли поддерживало среди дворян чувство ответственности за собственные поступки. Каждый должен иметь в виду, что любое его неосторожное слово, умышленно или неумышленно нанесенная кому-либо обида может окончиться поединком. За каждое слово он должен отвечать своей честью. Наконец дворянин всегда допускал, что завтра он может случайно толкнуть локтем на улице незнакомого человека, а послезавтра поутру на поединке получить пулю в лоб. Существование дуэли было своеобразным «memento mori», напоминанием о конечности карьеры, семейного счастья, жизни; вместе с парой дуэльных пистолетов дворянин готовил письма к близким и завещание.

Титульный лист книги Г. Хергзелля «Дуэльный кодекс».

Вена, Пест, Лейпциг, 1891