Книга, обманувшая мир

Для ответа на вопрос о влиянии репрессий в их реальном масштабе на советское общество мы бы посоветовали ознакомиться с выводами американского историка Р. Терстона, выпустившего в середине 1990-х гг. научную монографию «Жизнь и террор в сталинской России. 1934–1941» (Thurston R. Life and Terror in Stalin's Russia. 1934–1941. New Haven, 1996). Основные выводы, по Терстону, звучат так: система сталинского террора в том виде, в каком она описывалась предшествующими поколениями западных исследователей, никогда не существовала; влияние террора на советское общество в сталинские годы не было значительным; массового страха перед репрессиями в 1930-е гг. в Советском Союзе не было; репрессии имели ограниченный характер и не коснулись большинства населения страны; советское общество скорее поддерживало сталинский режим, чем боялось его; большинству людей сталинская система обеспечила возможность продвижения вверх и участия в общественной жизни.

Эти выводы американского историка Р. Терстона, являющиеся под углом зрения традиций и духа западной советологии чуть ли не кощунственными и именно так воспринимаемые большинством советологов, основаны на документально подтверждённых фактах и статистике. Кроме того, Терстон, не будучи сторонником коммунизма и Советской власти, тем не менее в своём стремлении докопаться до исторической правды сумел абстрагироваться от устоявшихся антикоммунистических и антисоветских стереотипов и догматов. Это, образно говоря, луч света в тёмном царстве.

Особое неприятие у многих советологов вызывает вытекающий из исследования Терстона вывод, что большинство населения СССР не подвергалось никаким репрессиям. Известная и авторитетная в западной советологии исследовательница Ш. Фицпатрик написала рецензию на монографию Терстона и опубликовала её в 1997 г. в американском научном журнале «Американское историческое обозрение». В ней был подвергнут критике ряд положений Терстона, но больше всего «досталось» его выводу, что террор не был так страшен, как его обычно представляют, что он не затронул большинство советских людей, которые были вполне удовлетворены своей жизнью (см.: Fitzpatrick S. Review «Life and Terror in Stalins Russia» by Thurston //American Historical Review. 1997. Vol. 102. Is. 4. R 1193).

Конечно, для школы классической западной советологии, представительницей которой является Ш. Фицпатрик, выводы, сделанные Р. Терстоном, звучат по меньшей мере непривычно и нетрадиционно и (это главное) фактически опровергают сложившиеся в ней, западной советологии, соответствующие концептуальные построения.

И здесь возникают отнюдь не риторические вопросы. Кто же всё-таки прав: Терстон или Фицпатрик? Подвергалось репрессиям большинство советских граждан или не большинство? Для ответов на эти вопросы надо, во-первых, иметь представление об общей численности подвергавшихся различным репрессиям по политическим мотивам и, во-вторых, об общем количестве населения, проживавшего в 1918–1958 гг.

Наши расчёты, основанные на достижениях научной демографии, показывают, что на том геополитическом пространстве, называвшемся с декабря 1922 г. Советским Союзом, в 1918–1958 гг. проживало свыше 400 млн. человек, из них почти 209 млн. существовали в начале 1959 г., а примерно 195 млн. умерли в течение указанных четырёх десятилетий.

Именно от этой цифры (свыше 400 млн.) и следует рассчитывать удельный вес жертв политических репрессий в составе населения СССР. «Мемориал» определяет общее число таковых в 14 млн. человек (осуждённые по политическим мотивам, высланные кулаки, депортированные народы, жертвы коллективизации и голода периода 1930–1933 гг. и некоторые другие). И сколько же в процентах указанные 14 млн. составляют по отношению к свыше 400 млн.? Отвечаем: 3,5 %. Это означает, что даже при таком широком толковании понятия «репрессированные по политическим мотивам», какое дает «Мемориал», 96,5 % населения СССР не подвергалось политическим репрессиям ни в какой форме.

Такая статистика получается, если исходить из мемориальской версии количества репрессированных по политическим мотивам.