Как историк и социолог, В. 3. Роговин рассматривал общественные процессы с позиций теории социального равенства, принципиальным приверженцем которой он оставался до конца своей жизни. В его работах раскрывались многие аспекты сначала подсудной, а потом все более явной эрозии первоначальных лозунгов Октябрьской революции, происходившей в СССР, — эта эрозия и вылилась в конце концов в его распад и реставрацию капиталистических отношений на постсоветском пространстве. В 1988–1989 гг. Роговин замыслил фундаментальный труд, посвященный истории внутрипартийной борьбы в СССР, который в конечном итоге составил семь томов, объединенных общим названием «Была ли альтернатива», выходивших с 1991 по 1998 г. при жизни автора (последний, посмертный том «Конец означает начало» вышел в 2002 г.). При этом исследователь делал акцент на деятельности «левой оппозиции», связанной с именем Л. Д. Троцкого — давнего жупела как советской, так и антисоветской пропаганды. Роговину удалось в значительной мере демистифицировать «проблему Троцкого» и раскрыть сложный механизм борьбы за власть после смерти Лепина. Главные выводы, сделанные ученым, состоят в том, что сталинские репрессии 1937–1938 гг.: а) не были произвольными, или иррациональными, но явились результатом острой политической борьбы в ВКП(б), которая носила и легальный, и нелегальный характер; б) обвиняя своих оппонентов в шпионаже, диверсиях, терроре, Сталин имел целью скрыть истинные причины и цели внутрипартийной борьбы; в) антисталинские оппозиции несли реальную социалистическую альтернативу сталинизму, которая не была реализована, и это предопределило дальнейшую судьбу СССР. Хотя внутрипартийная борьба, а именно противостояние сталинизма и различных коммунистических оппозиций в СССР, является красной нитью повествования, на самом деле исследование Роговина может претендовать на энциклопедический охват истории СССР с 1921 по 1940 г.
В своем исследовании автор многократно обращается к произведениям художественной литературы, в том числе к творчеству А. И. Солженицына, которое во время написания труда Роговина завладело умами российского общества. Хотя отношение Роговина к Солженицыну (особенно к книге «Архипелаг ГУЛАГ») — резко критическое, он не раз подчеркивал, что не ставит целью прямую полемику с самим писателем и с другими оппонентами из консервативного, либерального или «сталинистского» лагеря. Вместе с тем «Архипелаг ГУЛАГ» многократно упоминается на страницах всех томов издания «Была ли альтернатива» как один из главных факторов фальсификации советской истории и истории большевистской партии. Роговин, в частности, подчеркивал:
«Антикоммунистическая историография, политизированная не в меньшей степени, чем сталинская школа фальсификаций, находилась во власти собственных идеологических стереотипов, упрямо не желавших считаться с историческими фактами. Достаточно сказать, что в книге Р. Конквеста “Большой террор”, по которой знакомились с отечественной историей будущие советские “демократы”, идеям и деятельности Троцкого была посвящена всего лишь одна страница, на которой мы насчитали не менее десятка грубых фактических ошибок и передержек. Примерно так же обстояло дело и с книгой А. Солженицына “Архипелаг ГУЛАГ”, подтвердившей старую истину о том, что лучшие сорта лжи готовятся из полуправды. В ней исторические факты подгонялись под априорно заданную схему, согласно которой большевистская партия изначально была отягчена стремлением к иррациональному насилию и в этом плане действительно представляла собой “монолитное целое”. Ради перенесения ответственности за массовый террор со сталинской клики на всю партию число его жертв представлялось на порядок выше, чем оно было в действительности (такого рода статистическим манипуляциям, присутствующим во всех антикоммунистических работах, благоприятствовало упорное сокрытие брежневским режимом статистики сталинских репрессий). Единственной функцией сталинистского террора объявлялось превентивное устрашение народа ради обеспечения его безропотной покорности господствующему режиму. Такая трактовка была призвана служить поддержанию традиционного антикоммунистического мифа о “сатанинстве” большевиков, их фанатической завороженности “утопической” идеей и фетишистской преданности “партийности”, во имя которой якобы оправданы любые зверства. Этот миф лег в основу суждений о том, что вся старая большевистская гвардия слепо выполняла предначертания Сталина и в конечном счёте пала жертвой бессмысленного самоистребления. Закономерным дополнением этого мифа явились альтернативные “прогнозы задним числом”, согласно которым в результате победы левой оппозиции над Сталиным история “коммунизма” и судьбы советской страны сложились бы таким же трагическим образом» {28}
.