Книга, обманувшая мир

Но, прочитав копию письма Якубовича Генпрокурору, автор «Архипелага» понял: изложенная им версия хода следствия чересчур расходится с действительностью. С появлением такого свидетельства скрывать применение пыток на предварительном следствии было нельзя. Но и менять уже нарисованный портрет энтузиаста-сталиниста не хотелось. И Солженицын к сцене «добровольного согласия» Якубовича на ложные показания добавил абзац, основанный на новом документе:

«И можно было на следствии не трогать Якубовича и пальцем! Но это было бы для ГПУ слишком тонко. Как и все, достался Якубович мясникам-следователям, и применили они к нему всю гамму — и морозный карцер, и жаркий закупоренный, и битье по половым органам. Мучили так, что Якубович и его подельник Абрам Гинзбург в отчаянии вскрыли себе вены. После поправки их уже не пытали, только была двухнедельная бессонница <...>» (Архипелаг ГУЛаг. П.: YMCA-Press, 1973. С. 404–405).

Нелепость такой последовательности событий очевидна. Выходит, арестованный добровольно и с энтузиазмом сразу соглашается стать ключевым свидетелем обвинения, а его после этого безо всякой нужды долго пытают, доведя до попытки самоубийства — с риском сорвать всю постановку судебного спектакля. В дальнейшем изложении Солженицыным всего этого дела (с. 405–407) также много намеренных искажений в русле попытки распространить модель «добровольного сотрудничества» со следствием на другие показательные процессы:

«Ну, разве не находка для прокуратуры?

И разве еще не объяснены процессы 1936-38 годов?

А не над этим разве процессом понял и поверил Сталин, что и главных своих врагов-болтунов он вполне загонит, он вполне сорганизует вот в такой же спектакль?» (с. 408).

* * *

Первый том Samizdat Register с начальной частью своего очерка «Из истории идей» (From the History of Ideas; перевод на английский Тамары Дойчер)[28] Якубович получил от меня через Роя. Возможно, это была его первая публикация за 45 лет. А у меня дожидались своей очереди вторая часть «…Идей» и еще два материала Якубовича — о Зиновьеве и Каменеве, которых он хорошо знал.

Рой также послал Якубовичу копию своей рецензии на второй том «Архипелага». Ответное письмо пришло с некоторой задержкой:

«Дорогой Рой Александрович!

Постараюсь на днях отправить Вам некоторые материалы. Для меня эта отправка — нелегкое и непростое дело. Надо добираться до почты два километра. Автобус не ходит, надо идти пешком. А у нас — то бураны, то гололед. Постараюсь добраться. С трудом хожу. Состарился тотально, и неизвестно почему до сих пор не умираю…

Подробно не могу сейчас написать по поводу Ваших статей. Скажу только кратко. У меня другое впечатление от “Архипелага”. Я воспринимаю его не как “художественное исследование” системы и практики сталинских лагерей, а как политический манифест, обоснованный примерами из этой системы и практики. “Архипелаг Гулаг” для Солженицына вовсе не потому интересен, что он вскрывает преступления сталинской эпохи, а потому, что дает ему возможность идентифицировать практику “Архипелага” с идеей социализма и идеей всякой революции вообще…»

Мелкий почерк Якубовича был очень четким. Никакого дрожания руки, нередкого среди его ровесников.