Сергей Лопаткин

Книга про героев

Часть 1. Герой.

Глава 1. Начало пути.

– Вернись, Петелин! Давай быстро обратно! Я тебя отпускал? Пошел он! Гляньте на этого наглеца! – на всю площадь перед совхозной конторой орал из окна директор Буров Андрей Данилыч. – Сперва стань директором, как я. Это чтоб мог без спроса от вас, придурков, убегать, когда захочешь. А я пока тебя не уговорю – не отпущу. Вертайся в кабинет, шалапут.

Передовик, герой труда социалистического и попутно шофёр грузовика Владимир Петелин  остановился, сел на корточки у края площади, закурил и так сидел десять минут. Спиной сидел к начальству. Никто бы не посмел. А Петелин мог себе и это разрешить.

Докурил, вкрутил окурок в мягкую после жуткого июльского ливня землю, поднялся, роняя в пространство тихие беззлобные матерки, и со скучным лицом пошел к директору Бурову.

– Вова, мать твою перетак! – нежно сказал ему директор, когда Петелин вразвалку сел на диван. – Ну, задрючили тебя эти корреспонденты. Понимаю.

Пишут бестолковщину, но ведь какую хорошую! Через тебя наш совхоз вся страна знает. Не через меня, блин ты горелый, а конкретно твоя персона на весь Союз славит нас и дозволяет светиться названием совхоза с указанием родимой области Зарайской даже на ВДНХ, не говоря обо всяких знамёнах, орденов совхозных и целого щита с карточками и здравицами прямо возле дверей обкомовских. Лёнька Прибылов на комбайне чешет всех областных коллег против шерсти, да ты – на грузовике. К кому корреспондентам ездить? К Махонину, которого из силосной ямы втроём пьянющего в зюзю вынимали  вчера? К вам, горелый блин!  И ты мне тут капризы свои  подвинь вбок. Денег ты за год раза в два больше меня получаешь. А я-то,  блин горелый, директор как-никак, мать твою! Так я в отместку хоть раз тебя обидел? Всё тебе, Вовчик! Всё лучшее герою труда по первому твоему писку. Так шо вот так!

– Да ладно тебе, Данилыч, – Петелин смутился лицом и руку директору уложил на плечо. – Ну, сгоряча я матерился на корреспондентов. Нехай едет и следующий. Надо, так надо. Мне-то от ихних писулек ни печали, ни радости. Привык, видать. А совхозу и области – да. Жирная красная птичка-галочка. Не подумал. Извиняй уж, начальник! Пущай допрашивает и фотографирует, хрен бы с ним. Когда приедет?

– Послезавтра, – улыбчиво отошел от хорошо сыгранной суровости Буров, директор. – Ты как раз из Лёнькиного бункера зерно будешь забирать, а я его к тебе кину на УАЗике. Всё. Топай. Молодец. Начальству не перечишь. А потому далеко пойдёшь.

– Куда ещё дальше-то? – шлёпнул себя по пузу Петелин, выходя в большую приёмную. – Только если кто на три буквы пошлёт. Это да, далековато! Но меня – вряд ли. Я сегодня  вечерком к брательнику поеду в Воробьёвку. У его дочки день рождения. Купил ей качели в городе. Собираешь две стойки треугольных, а поверху в скобы ставишь кругляк. Пятёрка в сечении. На нём четыре кольца, два тросика и сиденье с дверцами. Во как! У меня в детстве такой штуковины не было. К ветке берёзовой  две верёвки вяжешь, а внизу плашка для задницы. Две дырки по краям продолбил, верёвку под дыркой узлом скрутил толстым и хоть укачайся до полусмерти. Так что, поздно приеду. Не ищи.

…Был первый час ночи. Звёзды вместе с луной отбывали свой  срок наказания за избыточную яркость в заключении мрачных непроницаемых туч. Дождик плотный как сырая марля и рассеянный  крохотными капельками по всему, похоже, району, был явно грибным. Рождающиеся по- над дорогой  упругие шампиньоны, казалось, не выдержат и выскочат под душ благодатный и в тёплую июльскую слякоть.