Книга про героев

– Да дай ты ему кольца, – сказал Петелин мимоходом. – Пусть тарантас делает и едет за краской автомобильной в Зарайск. Там для нас двадцать больших бочек отложили.

– Вот если б не Герой труда, не получил бы ты ни фига. Учись просить правильно. И эффективно. А то бегаешь, кудахтаешь как курица на сносях.

Героя не имею права ослушаться. Себе дороже будет. Пошли за кольцами.

Петелин страшно не любил, когда при людях его называли Героем. Вроде и правду говорили. Орден Ленина-то был и звезда имелась золотая с серпом и молотом посередине. И звание с наградами не «левые» были, не «блатные». А  вот какой-то червь едкий душу Петелину дырявил до боли в ней. Знал Владимир Иванович про себя кое-что, которое не добавляло гордости за награды и почёт, а вызывало усталость тела и нервов. Никому он об этом никогда ни разу не сказал. Даже жене. Потому и мучился сильнее. А выговориться перед директором хотя бы – была такая мысль, но как-то всё невпопад выходило, чтобы вырвать её из головы и оголить перед тем, кто точно поймёт. Уже лет пять не получалось поделиться своей тайной у Петелина. А, может, боялся просто, хотя в жизни не страшился никого и ничего. В общем, тупик был. Но никто, кроме самого Петелина его видеть и упереться в него, ясное дело, не мог.

И так часто  стала душить его усталость, что и без работы бессонной и стремительной, на передыхе отлавливала она Владимира Ивановича, давила и рвала нервы из глубин мощного тела петелинского. Но странно. Вот вчера тащился три часа по грязи во тьме и под дождём – так ничего. Кроме лёгкости в душе с утра – ни царапинки. А вот услышал  сейчас от завгара про себя слово «герой»  и через пять минут такая накатила усталость, будто бежал он наперегонки с ЗиЛом своим, имея три кило дроби в голове, и мешок болтов для колёс за плечами. А с месяц назад перед глазами у него кружочки расплывчато мерцали. Зеленые, маленькие, но глядеть мешали. Мутная и расплывчатая действительность представала сквозь кружочки.

Жене рассказал. Пока ей одной. Вере Ильиничне. Но только про усталость и круги мутные, перекрывающие обзор. Она его с того дня грызла две недели, но своего добилась. Уломала мужа поехать в город к терапевту.

– Тебе же мозги да сердце вырезать никто не будет, – клялась она неоднократно. Надо было убедить Володю. Он в больницах ещё не был ни разу, а потому видел для себя лекаря непременно со скальпелем и маской для анестезии. – Вообще даже укол не будут делать тебе. Посмотрят, послушают, витаминки  выпишут. Милое дело – витамины.

– Чего тогда сама не пьёшь? – огрызнулся  Петелин. – Ладно. Поехали. Но если резать меня будут, я тебе потом голову откушу. Если выживу.

Терапевт, лысый  мужичок в очках, худой и маленький, не без добавочных усилий прощупал тело Петелина, составленное из больших тугих мышц, прикрытых грубой кожей. Даже ноги потыкал пальцем и помял с трудом терапевт. Осмотр двухметрового и стокилограммового туловища занял у него почти час. После чего он выпрямился перед супругой Петелина, снял очки и руки смущенно развёл в стороны.

– Нет у вашего больного мужа ни  единого намёка хоть на самую  малую и простенькую болезнь.

– А чего тогда устаю не во время? – удивился Петелин. – Работаю с нагрузкой весь день и свежий как огурец с грядки. А, бывает, задумаюсь о себе, например, или услышу что-то хвалебное про себя – всё! Как будто мой ЗиЛ на меня лёг сверху и давит. А я головой не могу покрутить. Такая дикая наваливается усталость. Вот что это?

– Похоже, нервы  у Вас чем-то перегружены, – сказал лысый и сел писать рецепт. – Хотя у тех, кто на физическом труде, нервные заболевания – редкость большая. Вот у учёных, писателей, композиторов, да вот ещё у нас, врачей – это норма. Эмоций много, нервы плавятся просто. Короче, у всех творческих работников. Врачи тоже люди творческие. А у Вас  почему шалят нервишки – с медицинской позиции необъяснимо. Видно, есть внутренний непокой на душе. Вот вам бумажка. Там написано, что надо отдыхать  часто и побольше, пить настой травы пустырника и пиона уклоняющегося. И таблетки «Реланиум» на ночь глотать по одной в день.

На том и расстались.

– Брешет он всё, – сказал Владимир Иванович на улице. – Какие нервы? Мне только-только сорок грянуло. Юноша, считай. У стариков за семьдесят нервы могут взбрыкивать. Они чёрт знает через что прошли за жизнь. Чёрт знает какие сволочи им всю жизнь на нервы капали. Так то ж старики! Срок тянут долгий, есть от чего устать. Пить я, может, пустырник и буду. Отец мой пил. Помню. Ничего, спокойный был и помер спокойно. А больше в больницу меня не тягай. Хорош! Разберусь сам. Жена для порядка слегка всплакнула в рукав Володин, да согласилась. Как положено умной жене.

– У такого бугая как ты болезней и не будет. А нервы – это ж не почки. Почки сгнили – так зараз и в могилу ложись. А нервишки подтянем, приспокоим. Я обещаю, что орать на тебе в жисть не буду боле.