Книга тайн

Но время во все вносит свои коррективы. После смерти Петра I в России до 1727 года правила его жена Екатерина I. Она оставила трон Петру II Алексеевичу (сыну царевича Алексея), но тот в 1730 года умер от оспы. На царство была приглашена Анна Иоанновна, герцогиня Курляндская. В 1740 году она умерла, завещав престол сыну своей племянницы, грудному младенцу Ивану Антоновичу. Регентшей при нем была назначена его мать Анна Леопольдовна. Но в декабре 1741 года, совершив дворцовый переворот, престолом завладела младшая дочь Петра I Елизавета. Она была бездетна, а потому вопрос о наследнике стоял остро. Свергнутый Елизаветой Иван Антонович до 24 лет просидел в заточении в Шлиссельбургской крепости, где был убит уже в царствование Екатерины II. Однако в далеком Киле, столице герцогства Голштинского, подрастал сын старшей дочери Петра I Анны, принц Карл-Питер. Ему-то, по всем раскладам, и должен был достаться русский престол после смерти Елизаветы, но императрица не очень-то благоволила своему племяннику, и многие полагали: при определенных условиях она может передать трон кому-нибудь другому. Такой поворот, естественно, не устраивал Голштинию, и тогда на свет появились «Записки» Бассевича.

Они были написаны в год смерти императрицы Елизаветы, то есть через тридцать шесть лет после смерти Петра I. В них-то и рассказывалось о том, как умирающий император начертал слабеющей рукой сакраментальные слова: «Отдайте все…», и о том, как он, не в силах писать далее, велел позвать к себе старшую дочь, чтобы подиктовать ей свою волю. И хотя в договоре, подписанном самим Петром I, Анна и ее потомство не признавались претендентами на русский престол, Бассевич в своих «Записках» игнорирует этот факт и настойчиво проводит мысль: наследницей Петра I должна была стать именно Анна. Так-де желал сам император, не успевший, к несчастью, подтвердить свою волю документально.

Но Бассевич не останавливается на этом. Далее в «Записках» он утверждает, что, оказывается, Петр I сразу же после обручения Анны и герцога голштинского стал посвящать их в дела управления государством, намереваясь передать после себя кормило управления страной Анне и ее мужу. И хотя ни самой Анны, ни герцога Карла-Фридриха в описываемое время уже не было в живых, во главе голштинского двора стоял их сын Карл-Питер, которому уже исполнилось 33 года и который уже почти двадцать лет звался не на немецкий лад, а на русский — Петром Федоровичем. Его привезли в Санкт— Петербург по велению Елизаветы зимой 1742 года. Приезд был тайным и сопровождался чрезвычайными мерами предосторожности — императрица опасалась, что в дороге принца могут похитить спецслужбы Брауншвейгской фамилии, представителя которой, императора Ивана Антоновича, Елизавета свергла с престола и ныне держала в узилище.

Но все обошлось. Карл-Питер благополучно прибыл в российскую столицу, и Елизавета без промедления окрестила его: Карл-Питер был не только племянником Елизаветы, но и родственником шведского короля Карла II и мог, таким образом претендовать на корону Швеции! Елизавета справедливо полагала, что шведы в одно прекрасное время могут пригласить Карла-Питера в Стокгольм на шведский трон. Что тут же и случилось: только-только состоялось обращение юного голштинца в православие, как в Санкт-Петербург прибыло посольство из Швеции с известием, что Карл-Питер избран наследником шведского престола. Но, как говорится, поезд уже ушел, Карл-Питер уже был наследным принцем России Петром Федоровичем.

25 декабря 1761 года он под именем императора Петра III вступил на российский престол.

Но вернемся к Бассеевичу. Его «Записки», а точнее, извлечения из них анонимного автора использовал Вольтер, когда писал книгу о Петре I. И намерения императора относительно своего наследника были «озвучены» в Европе именно Вольтером: в период 1759–1763 годов его книга выдержала на Западе несколько изданий. Возникает вопрос: а была ли публикация его книги частным делом самого писателя, или он выполнял чей-то политический заказ? Вопрос далеко не праздный. Страсти, разгоравшиеся в разные времена вокруг так называемого «Завещания Петра I», наносили колоссальный урон международному авторитету России. И роль Вольтера как вероятного проводника западной идеологической экспансии никогда и никем не разбиралась.

Итак, какой же вывод можно сделать из всего сказанного? Очевидно, один единственный: никаких предсмертных распоряжений, никаких «Отдайте все…», равно как и страстного желания умирающего Петра видеть подле себя старшую дочь, — ничего этого не было. Была лишь умелая мистификация, созданная задним числом, которую использовали впоследствии не только многочисленные авантюристы и самозванцы, но и такие фигуранты мировой политсцены, как Наполеон и Гитлер.

Но неужели, спросит удивлённый читатель, не было никакого завещания Петра? Неужели правитель огромной империи за время своего царствования не озаботился наиглавнейшей государственной задачей — передачей власти в надёжные руки?