Книга тайн

Во время Первой мировой войны, сидя в окопах Щорс, понял всю мерзость развязанной мировым капиталом бойни и всю пагубу для российского люда призывов к войне до победного конца. Несмотря на то, что к лету 1917 года Россия уже потеряла на фронте 5 млн человек, политики разных мастей и, в первую очередь, организаторы Февральской революции — все до одного масоны и ненавистники Российской империи— требовали продолжения преступной войны. Против этого были лишь большевики, поэтому Щорс с о первых дней октябрьских событий принял их сторону и с началом Гражданской войны (развязанной, кстати, не большевиками, как твердят иные, а белыми генералами и Западом) выдвинулся в ряды наиболее выдающихся командиров Красной Армии.

И тут необходимо сказать следующее: когда заходит речь о царских офицерах и генералах, перешедшим на сторону Советской власти, подразумевают небольшое их количество, сделавших такой шаг якобы из шкурных соображений.

Это — очередная ложь, внедрённая в наши умы. В действительности же, как показали последние изыскания, в частности, военного историка А. Кавтарадзе, в Красной Армии во время Гражданской войны служило сорок три процента царского офицерского корпуса, то есть около семидесяти пяти тысяч человек (против ста тысяч, оставшихся в Белой Армии). Разница, как видим, невелика, и уж никак нельзя сказать, что все семьдесят пять тысяч были презренными перебежчиками — шкурниками. Просто эти люди прекрасно понимали, что дело идёт к развалу России, что западноевропейские страны, в первую очередь Англия и Франция, денно и нощно мечтают о российских богатствах и территориях, а белые генералы готовы исполнить их мечту, дабы сохранить свои громадные латифундии и тот порядок в России, который существовал при Романовых и о котором Лев Толстой сказал ещё в 1895 году: «Существующий строй жизни подлежит разрушению».

О многом говорит и такой факт, неизвестный большинству нынешних россиян: в начале Гражданской войны патриарх Тихон отказался дать благословение Белой армии. Видимо, первосвященник хорошо понимал всю неправоту её дела. Дальнейшие события подтвердили опасения патриарха. Предводители Белого движения прославились такой жестокостью и такими бесчинствами, что народные массы напрочь отвернулись от них.

Несколько примеров. Ныне поют аллилуйя адмиралу Колчаку, действовавшему во время Гражданской войны на территории Урала и Сибири.

Но ведь доподлинно известно, что Колчак был ставленником запада, что он разбазарил треть золотого запаса России, что за время пребывания колчаковской армии на Урале и в Сибири там были перепороты, расстреляны и повешены десятки тысяч жителей (в одной только Екатеринбургской губернии число жертв превысило 20 тысяч человек), ответом на это явилось мощное партизанское движение, покончившее, по сути, с колчаковщиной.

А ангелоподобный Деникин? Разве не его казаки в лице конной дивизии Шкуро (настоящая фамилия — Шкура) ограбили все церкви центральной России, ободрав в них золото и серебро с иконостасов?

И тут будут к месту слова Романа Гуля. Объявляя свой уход из Белой Армии, Гуль сказал: «К тому времени (к лету 1918 года — Б.В.) Добровольческая Армия меня политически разочаровала…Демократический лозунг созыва Учредительного собрания стал фиктивным. Монархическая верхушка армии придала ему антидемократический, антинародный характер. В отношении крестьян применялись бессмысленные жестокости, бессудные расстрелы, чем Белая Армия отталкивала от себя основную массу населения России— крестьян. Я понимал, что такая армия осуждена на поражение…»

Комментарии, как говориться, излишни. Можно только добавить: конечно, в условиях Гражданской войны и в Красной Армии наблюдались случаи грабежей и мародёрства (например, при взятии Ростова-на-Дону Первой Конной армией Будённого), но такие действия пресекались красным командованием самым жесточайшим образом. Три человека в Красной Армии никогда не прощали жестокого обращения своих подчинённых в отношении мирного населения — Сталин, Троцкий, Ворошилов. Известен случай, когда последний приказал расстрелять свыше ста пятидесяти бойцов Первой Конной армии, «особо отличившихся» в грабежах. Белое командование таких мер не принимало, а потому дисциплина в той же Добровольческой Армии была намного ниже, чем, например, в Первой Конной Будённого, как бы ни сопротивлялись такому заявлению нынешние ангажированные историки и журналисты.

Стихию народного характера испытал на себе и Щорс, когда в начале лета 1919 года вступил в командование 44-й дивизией. Там имелось не мало горячих голов, созданных природой по образу и подобию удальцов из Запорожской Сечи, так красочно описанных Гоголем (чего стоил один Боженко, командир Таращанского полка), но Щорс умелым руководством и твёрдостью привёл всех к повиновению.