Книга теней

– Виновна! – воскликнули сразу несколько человек; прокричал это и тот мужчина, который крепко держал мою левую руку. Я попыталась ее высвободить; это, разумеется, заставило всех собравшихся в ужасе отшатнуться. Некоторые из девиц взвизгнули; многие завопили, что я вот-вот освобожусь и, объединив усилия с дьяволом, заберу их живыми в ад.

Мэр призывал к тишине и порядку, но безуспешно. Он просил, даже умолял, но тишина установилась лишь после того, как сестра Клер, которую вернула к жизни пригоршня соли, услужливо сунутая ей под самый нос сестрою Клотильдой, встала, шатаясь, на ноги. Лишь тогда мэр смог продолжить:

– Эта девица проведет ночь здесь; разумеется, связанной. На рассвете наш совет вновь соберется и…

Тут сестра Екатерина и сестра Клотильда вновь попытались завести разговор о епископе. Сестра Маргарита отнеслась к их словам безучастно, а сестра Клер, которую до того смотрительница лазарета поддерживала под локоть, высвободила руку – после чего пожилая монахиня, устало вздохнув, отошла в сторону – и заявила, что это дела мирские и потому решать их нужно келейно, в самом монастыре, так что нечего зря тревожить епископа: тот и так согласится со всем, что скажет месье мэр. При этом последний с некоторым озорством в голосе заметил, что недостоин, чтобы его ставили в один ряд с самим епископом, но, прежде чем старый лукавец, принявший теперь весьма изящную позу, успел, гордо выпячивая клинышек своей бороды, завершить начатую им фразу, его перебили девицы, начав наперебой предлагать свои наказания: меня следовало сжечь на костре, отправить в изгнание, удушить с помощью положенных на меня досок, поверх которых можно, к примеру, навалить камни, общий вес которых вдвое превосходил бы мой собственный… Я слушала их, опешив от подобной дикости

. И где они только вычитали о подобных приговорах?

Когда мэру наконец дали договорить, было решено: меня запрут на ночь и на рассвете устроят допрос. Что же до сестры Клер де Сазильи, ближайшее утро застанет ее новой матерью-настоятельницей монастыря.

Собравшиеся встретили эту весть радостными возгласами. Лишь сестра Клер все никак не могла оправиться от пережитого ею потрясения. Она молча стояла, не в силах оторвать от меня взор, а обезображенное лицо ее было страшным. Мэр, словно заправский епископ, вознес молитву о скорейшем ее выздоровлении и благословил ее грядущее управление монастырем. На том и закончили. Сестру Клер подхватили под руки юные сподвижницы и вывели из библиотеки; позади шли смотрительница лазарета, ключница и совсем сбитая с толку молодая сестра Екатерина.

Едва сестра Клер скрылась из виду, как я услышала позади себя звон и бряцание цепей. Я обернулась – насколько могла повернуть голову, ибо меня по-прежнему крепко держали мужские руки, – и увидела тех парней, которых мэр давеча отослал куда-то. Теперь, когда они исполнили его распоряжение, стало ясно, в чем оно состояло: они спускались по дальней лестнице в конюшню, дабы найти там что-нибудь, чем меня «стреножить», связав или сковав, – одним словом, обезопасить на ночь. Они принесли старые цепи – толстые, грязные, изъеденные ржавчиною; ими пользовались, когда по какой-то причине лошадьми овладевало беспокойство; на концах цепей имелись скобы, которые надевали на передние ноги чуть повыше копыт. Я повнимательнее присмотрелась и поняла: надежды на то, что ночью они соскользнут с меня, нет.

Мэр, уставший и выдохшийся, объявил, что его помощники позаботятся о деталях моего заточения, и отпустил еще остававшихся в малой библиотеке девиц и селян.

Через час мать Марию и один оставленный ей сундук – о, сколько дивных вещей, сколько книг осталось в ее покоях! – водрузили на телегу, привязанную к задку кареты мэра. Вот каким образом предстояло удалиться в изгнание прежней настоятельнице монастыря С*** – подпрыгивая на рытвинах, прикрываясь руками, дабы защититься от летящих в нее отбросов и перезрелых плодов, которыми местные жители с радостью станут забрасывать «эту негодницу».

В библиотеке вместе со мной остались четыре крепких мужчины, три женщины и еще двое деревенских пареньков. Двое мужчин крепко держали меня за руки, в то время как остальные расставляли стулья вдоль стен, оставив посередине лишь большой прямоугольный дубовый стол да еще один стул рядом с ним. Женщины – косматые, нечесаные толстухи – сгрудились в дальнем углу, устроив там сборище, весьма напоминавшее шабаш. Что касается парней, они распутывали цепь, орудуя при этом ломиками из кованого железа, большими, как берцовые кости.