Книга утраченных имен

Ева присела на корточки в углу рядом с доской, прижалась к стене и вдруг поймала себя на мысли, что очень уж она похожа на подсадную утку. Время шло, и ее тревога усиливалась. Что, если за отцом Клеманом следили? А теперь его арестовали, и за ней тоже придут немцы? Не совершила ли она глупость, что пришла к нему и тем самым подвергла еще большей опасности их обоих?

Вдруг дверь в класс открылась, и на пороге в вихре снега и в свете солнца возник отец Клеман. Он поспешил затворить за собой дверь.

– Ева, – прошептал он, – это я.

Она вышла из тени:

– Отец Клеман, мне страшно! – сказала она и подошла к нему. На них упал луч слабо мерцающего света, и он взял ее за руку:

– Ева, у нас очень мало времени. Ты должна немедленно покинуть Ориньон, пока никто не узнал о твоем возвращении.

– Я не могу уехать без матери.

– Мне тяжело об этом говорить, но, может быть, она погибла.

Ева покачала головой:

– Нет. Нет. Я в это не верю.

– Ева…

– Отец Клеман, что здесь случилось? – перебила она его. – В какой момент все пошло не так?

– Один из нас оказался предателем. Это единственное объяснение. Немцы знали почти обо всех в городе, кто с нами работал.

– Это Эрих?

– Вначале я тоже так думал, но он контактировал только со мной, и я очень осторожно делился с ним сведениями. – Он глубоко вздохнул: – Немцы арестовали Клода Годибера и пытали его. Я уверен, что о нем Эрих ничего не знал, потому и не мог его выдать; они никогда не встречались.

Если немцы добрались до лидера Сопротивления нашего региона, значит, у них был информатор в местной среде, ведь лишь немногие знали, кто он такой и как его найти.

– Годибера казнили?

Священник кивнул со скорбным видом:

– Его повесили на въезде в город в назидание остальным.

Ева сглотнула комок в горле:

– А Эрих? Где он сейчас?

– Думаю, тоже погиб, – с горечью в голосе ответил отец Клеман. – Если немцы выяснили, где искать Годибера, то, скорее всего, они узнали и о том, что Эрих снабжал нас информацией.

– А Фокон? Они схватили Фокона?

– Насколько мне известно, пока нет.

– Значит, нужно его найти. Он сможет помочь моей матери.

– Нет, – быстро и твердо возразил отец Клеман. – Даже если тебе удастся его отыскать, ты можешь привести к нему нацистов. И уничтожить остатки нашей ячейки. Ева, пожалуйста, не делай этого.

– Знаю. Но одна я ничего не смогу сделать. – Она опустила голову. – Я никогда не прощу себя, если из-за меня, из-за моих решений и поступков погибнет моя мать.

– Ева, своими решениями и поступками ты спасала жизнь своей матери. Но теперь нет смысла оглядываться назад, нужно идти вперед. К тому же тебя ищут, и если ты останешься, то погибнешь.

– Но если я уйду, то никогда не смогу примириться с собой. – Она тяжело вздохнула и расправила плечи, глядя ему прямо в глаза. – Я не могу бросить свою мать. Я должна сделать все возможное, чтобы спасти ее.

Отец Клеман долго смотрел на нее, а затем, вздохнув, произнес:

– Да, знаю. Я все надеялся, что ты передумаешь, но теперь понимаю, что такое вряд ли возможно. Но раз так, у меня созрел кое-какой план. Для начала тебе надо найти надежное укрытие, после чего я передам немцам твое условие – что, если они выпустят твою мать, ты сама сдашься им.

– Но ведь они могут арестовать и пытать вас, чтобы выяснить, где я нахожусь.

– Я не исключаю такой вероятности и готов к этому.

– Но даже если они отпустят маму, они ведь могут снова арестовать ее после того, как я окажусь у них в руках?

– У меня есть знакомые в Лионе, которым я доверяю, и их пока еще не арестовали. Мадам Трентиньян смогла благополучно добраться до границы, не так ли? И твоя мать сможет. А чтобы у нас точно все получилось, я постараюсь передать сообщение партизанам, чтобы они отвлекли немецкий патруль и она смогла перейти границу.

– А потом, когда я буду знать, что мама в безопасности, я сдамся немцам?

– Нет, Ева, конечно, нет. Ты убежишь. Поедешь в Швейцарию, доживешь до старости и будешь рассказывать людям о том, что здесь произошло.

– Но если я убегу, то они убьют вас.

– Эти люди считают, что все еще верят в Бога. Они внушили себе, будто исполняют его волю. А я по-прежнему верю, что даже нацист крепко задумается, прежде чем хладнокровно убить католического пастора.

Ева смотрела на него, а мысли путались у нее в голове. Она не могла просить его пожертвовать своей жизнью ради нее и даже ради ее матери. Несчастье, постигшее ее мать, произошло по вине Евы, а значит, она сама должна спасти ее.

– Нет, отец Клеман. Спасибо вам, но нет. Я найду другой способ.

– Похоже, другого просто нет.

– Но разве не вы говорили мне, что Бог открывает перед нами двери, о существовании которых мы порой даже не догадываемся? Я верю, что благодаря мужеству и вере мы можем сделать что угодно.

Священник грустно улыбнулся:

– Боюсь, что иногда этого недостаточно.